Неточные совпадения
Отец все
чаще уезжает в лес, на завод или в Москву, он стал рассеянным и
уже не привозил Климу подарков.
Мать все
чаще смотрела на него, как на гостя, который
уже надоел, но не догадывается, что ему пора уйти.
Клим
уже не думал, что разум Маргариты нем, память воскрешала ее поучающие слова, и ему показалось, что
чаще всего они были окрашены озлоблением против женщин.
«Интересно: как она встретится с Макаровым? И — поймет ли, что я
уже изведал тайну отношений мужчины и женщины? А если догадается — повысит ли это меня в ее глазах? Дронов говорил, что девушки и женщины безошибочно по каким-то признакам отличают юношу, потерявшего невинность. Мать сказала о Макарове: по глазам видно — это юноша развратный. Мать все
чаще начинает свои сухие фразы именем бога, хотя богомольна только из приличия».
— Обо всем, — серьезно сказала Сомова, перебросив косу за плечо. —
Чаще всего он говорил: «Представьте, я не знал этого». Не знал же он ничего плохого, никаких безобразий, точно жил в шкафе, за стеклом. Удивительно, такой бестолковый ребенок. Ну — влюбилась я в него. А он — астроном, геолог, — целая толпа ученых, и все опровергал какого-то Файэ, который, кажется, давно
уже помер. В общем — милый такой, олух царя небесного. И — похож на Инокова.
— Нет! — сказала она, тоже улыбаясь, прикрыв нижнюю
часть лица книгой так, что Самгин видел только глаза ее, очень блестевшие. Сидела она в такой напряженной позе, как будто
уже решила встать.
Задумавшись, Самгин пропустил
часть беседы мимо ушей. Варвара
уже спрашивала...
Самгин рассказывал ей о Кутузове, о том, как он характеризовал революционеров. Так он вертелся вокруг самого себя, заботясь
уж не столько о том, чтоб найти для себя устойчивое место в жизни, как о том, чтоб подчиняться ее воле с наименьшим насилием над собой. И все
чаще примечая, подозревая во многих людях людей, подобных ему, он избегал общения с ними, даже презирал их, может быть, потому, что боялся быть понятым ими.
Но
уже стена солдат разломилась на две
части, точно открылись ворота, на площадь поскакали рыжеватые лошади, брызгая комьями снега, заорали, завыли всадники в белых фуражках, размахивая саблями; толпа рявкнула, покачнулась назад и стала рассыпаться на кучки, на единицы, снова ужасая Клима непонятной медленностью своего движения.
«Это
уж похоже на неврастению», — опасливо подумал он, отходя от зеркала, и вспомнил, что вспышки злого недовольства собою все
чаще пугают его.
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на
узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному дому; окна нижнего этажа были
частью заложены кирпичом,
частью забиты досками, в окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Самгин постоял пред картиной минуты три и вдруг почувствовал, что она внушает желание повторить работу художника, — снова разбить его фигуры на
части и снова соединить их, но
уже так, как захотел бы он, Самгин.
Бердников все время пил, подливая в шампанское коньяк, но не пьянел, только голос у него понизился, стал более тусклым, точно отсырев, да вздыхал толстяк все
чаще, тяжелей. Он продолжал показывать пестроту словесного своего оперения, но
уже менее весело и слишком явно стараясь рассмешить.
Он не мог продолжать речь свою, публика устала слушать, и
уже все
чаще раздавались хмельные восклицания...
Самгин слушал эти
частью уже знакомые ему характеристики, слушал злорадно, ему все более приятно было видеть людей ничтожными, мелкими.
Было очень приятно напомнить себе, что, закончив это дело, он освобождается от неизбежности
частых встреч с Еленой, которая
уже несколько тяготила своей близостью, а иногда и обижала слишком бесцеремонным, слишком фамильярным отношением к нему.
Связь с этой женщиной и раньше
уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать в нем определенно враждебное чувство, — в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все
чаще, в разных формах, выражала свою тревогу о судьбе Франции...
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это
уж по вашей
части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
«Куда?..» — переглянулися // Тут наши мужики, // Стоят, молчат, потупились… //
Уж ночь давно сошла, // Зажглися звезды
частые // В высоких небесах, // Всплыл месяц, тени черные // Дорогу перерезали // Ретивым ходокам. // Ой тени! тени черные! // Кого вы не нагоните? // Кого не перегоните? // Вас только, тени черные, // Нельзя поймать — обнять!
Уже при первом свидании с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое время он боролся с своею догадкою, принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем
чаще повторялись свидания, тем мучительнее становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
Взгляни, наконец, на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а потом
уже не оставишь без приметы брюхо и прочие
части.
Еще с горы открылась ему под горою тенистая,
уже скошенная
часть луга, с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том месте, откуда они зашли первый ряд.