Неточные совпадения
Через несколько дней этот
роман стал известен в городе, гимназисты спрашивали Клима...
Почему-то невозможно было согласиться, что Лидия Варавка создана для такой любви. И трудно было представить, что только эта любовь лежит в основе прочитанных им
романов, стихов, в корне мучений Макарова, который
становился все печальнее, меньше пил и говорить
стал меньше да и свистел тише.
Он
стал ходить к ней каждый вечер и, насыщаясь ее речами, чувствовал, что растет. Его
роман, конечно, был замечен, и Клим видел, что это выгодно подчеркивает его. Елизавета Спивак смотрела на него с любопытством и как бы поощрительно, Марина
стала говорить еще более дружелюбно, брат, казалось, завидует ему. Дмитрий почему-то
стал мрачнее, молчаливей и смотрел на Марину, обиженно мигая.
«Приходится соглашаться с моим безногим сыном, который говорит такое: раньше революция на испанский
роман с приключениями похожа была, на опасную, но весьма приятную забаву, как, примерно, медвежья охота, а ныне она
становится делом сугубо серьезным, муравьиной работой множества простых людей. Сие, конечно, есть пророчество, однако не лишенное смысла. Действительно: надышали атмосферу заразительную, и доказательством ее заразности не одни мы, сущие здесь пьяницы, служим».
Нет, Любаша не совсем похожа на Куликову, та всю жизнь держалась так, как будто считала себя виноватой в том, что она такова, какая есть, а не лучше. Любаше приниженность слуги для всех была совершенно чужда. Поняв это, Самгин
стал смотреть на нее, как на смешную «Ванскок», — Анну Скокову, одну из героинь
романа Лескова «На ножах»; эту книгу и «Взбаламученное море» Писемского, по их «социальной педагогике», Клим ставил рядом с «Бесами» Достоевского.
Он вспомнил прочитанный в юности
роман Златовратского «Устои». В
романе было рассказано, как интеллигенты пытались воспитать деревенского парня революционером, а он
стал «кулаком».
«Сомову он расписал очень субъективно, — думал Самгин, но, вспомнив рассказ Тагильского, перестал думать о Любаше. — Он
стал гораздо мягче, Кутузов. Даже интереснее. Жизнь умеет шлифовать людей. Странный день прожил я, — подумал он и не мог сдержать улыбку. — Могу продать дом и снова уеду за границу, буду писать мемуары или —
роман».
— Недавно прочитал я
роман какого-то Лопатина «Чума», — скучновато
стал рассказывать Дронов.
Она его, бывало, и поругает, и по спине ударит, а как
станет Роман сам сердиться, она и притихнет, — боялась.
Неточные совпадения
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня
стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем
романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто не замечает; я заговорю о другом, а он, смотришь, тотчас собьет разговор на лошадь Казбича. Эта история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя
стал я замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что за диво?..
Чичиков никогда не чувствовал себя в таком веселом расположении, воображал себя уже настоящим херсонским помещиком, говорил об разных улучшениях: о трехпольном хозяйстве, о счастии и блаженстве двух душ, и
стал читать Собакевичу послание в стихах Вертера к Шарлотте, [Вертер и Шарлотта — герои сентиментального
романа И.-В.
А нынче все умы в тумане, // Мораль на нас наводит сон, // Порок любезен и в
романе, // И там уж торжествует он. // Британской музы небылицы // Тревожат сон отроковицы, // И
стал теперь ее кумир // Или задумчивый Вампир, // Или Мельмот, бродяга мрачный, // Иль Вечный жид, или Корсар, // Или таинственный Сбогар. // Лорд Байрон прихотью удачной // Облек в унылый романтизм // И безнадежный эгоизм.
Всегда скромна, всегда послушна, // Всегда как утро весела, // Как жизнь поэта простодушна, // Как поцелуй любви мила, // Глаза как небо голубые; // Улыбка, локоны льняные, // Движенья, голос, легкий
стан — // Всё в Ольге… но любой
роман // Возьмите и найдете, верно, // Ее портрет: он очень мил, // Я прежде сам его любил, // Но надоел он мне безмерно. // Позвольте мне, читатель мой, // Заняться старшею сестрой.