Неточные совпадения
Этот парень все более не нравился Самгину, весь не нравился. Можно было думать, что он рисуется
своей грубостью и желает быть неприятным. Каждый раз, когда он начинал рассказывать о
своей анекдотической жизни, Клим, послушав его две-три минуты, демонстративно уходил. Лидия
написала отцу, что она из Крыма проедет
в Москву и что снова решила поступить
в театральную школу. А во втором, коротеньком письме Климу она сообщила, что Алина, порвав с Лютовым, выходит замуж за Туробоева.
Лидия
писала письмо, сидя за столом
в своей маленькой комнате. Она молча взглянула на Клима через плечо и вопросительно подняла очень густые, но легкие брови.
«Нет, все это — не так, не договорено», — решил он и, придя
в свою комнату, сел
писать письмо Лидии.
Писал долго, но, прочитав исписанные листки, нашел, что его послание сочинили двое людей, одинаково не похожие на него: один неудачно и грубо вышучивал Лидию, другой жалобно и неумело оправдывал
в чем-то себя.
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города,
написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал
в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки
своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила
в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора
в ряды людей неблагонадежных.
Профессоров Самгин слушал с той же скукой, как учителей
в гимназии. Дома,
в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной дамы лет сорока, Самгин записывал
свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком на листы синеватой почтовой бумаги и складывал их
в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив
свои заметки, он красиво, рондом,
написал на первом их листе...
— Революция неизбежна, — сказал Самгин, думая о Лидии, которая находит время
писать этому плохому актеру, а ему — не
пишет. Невнимательно слушая усмешливые и сумбурные речи Лютова, он вспомнил, что раза два пытался сочинить Лидии длинные послания, но, прочитав их, уничтожал, находя
в этих хотя и очень обдуманных письмах нечто, чего Лидия не должна знать и что унижало его
в своих глазах. Лютов прихлебывал вино и говорил, как будто обжигаясь...
Вера Петровна
писала Климу, что Робинзон, незадолго до смерти
своей, ушел из «Нашего края», поссорившись с редактором, который отказался напечатать его фельетон «О прокаженных», «грубейший фельетон,
в нем этот больной и жалкий человек называл Алину «Силоамской купелью», «целебной грязью» и бог знает как».
— Был, — сказала Варвара. — Но он — не
в ладах с этой компанией. Он, как ты знаешь, стоит на
своем: мир — непроницаемая тьма, человек освещает ее огнем
своего воображения, идеи — это знаки, которые дети
пишут грифелем на школьной доске…
Он решил
написать статью, которая бы вскрыла символический смысл этих похорон. Нужно рассказать, что
в лице убитого незначительного человека Москва, Россия снова хоронит всех, кто пожертвовал жизнь
свою борьбе за свободу
в каторге,
в тюрьмах,
в ссылке,
в эмиграции. Да, хоронили Герцена, Бакунина, Петрашевского, людей 1-го марта и тысячи людей, убитых девятого января.
Жена, с компрессом на лбу, сидя у стола
в своей комнате,
писала.
— Сочинил — Савва Мамонтов, миллионер, железные дороги строил, художников подкармливал, оперетки
писал. Есть такие французы? Нет таких французов. Не может быть, — добавил он сердито. — Это только у нас бывает. У нас, брат Всеволод, каждый рядится… несоответственно
своему званию. И — силам. Все ходят
в чужих шляпах. И не потому, что чужая — красивее, а… черт знает почему! Вдруг — революционер, а — почему? — Он подошел к столу, взял бутылку и, наливая вино, пробормотал...
Он представил себя богатым, живущим где-то
в маленькой уютной стране, может быть,
в одной из республик Южной Америки или — как доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято
в России. У него обширная библиотека, он выписывает наиболее интересные русские книги и
пишет свою книгу.
— Ах, если б можно было
написать про вас, мужчин, все, что я знаю, — говорила она, щелкая вальцами, и
в ее глазах вспыхивали зеленоватые искры. Бойкая, настроенная всегда оживленно, окутав
свое тело подростка
в яркий китайский шелк, она, мягким шариком, бесшумно каталась из комнаты
в комнату, напевая французские песенки, переставляя с места на место медные и бронзовые позолоченные вещи, и стрекотала, как сорока, — страсть к блестящему у нее была тоже сорочья, да и сама она вся пестро блестела.
Неточные совпадения
Ты, я знаю,
пишешь статейки: помести их
в свою литературу.
Удары градом сыпались: // — Убью!
пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, // Другой вцепился
в волосы // И гнул со словом «кланяйся» // Купца к
своим ногам.
Пишут ко мне, что, по смерти ее матери, какая-то дальняя родня увезла ее
в свои деревни.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто
написал Телемака, тот пером
своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько
в свете быть возможно.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана
в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры, то он первый бросил
в нее камнем и
написал"Повесть о некоторой многолюбивой жене",
в которой делал очень ясные намеки на прежнюю
свою благодетельницу.