Неточные совпадения
Эти размышления позволяли Климу думать о Макарове с презрительной усмешкой, он скоро уснул, а проснулся, чувствуя себя другим человеком, как будто вырос за ночь и выросло в нем ощущение своей значительности, уважения и доверия
к себе. Что-то веселое бродило в нем, даже хотелось петь, а весеннее солнце смотрело в
окно его комнаты как будто благосклонней, чем вчера. Он все-таки предпочел скрыть
от всех новое свое настроение, вел себя сдержанно, как всегда, и думал о белошвейке уже ласково, благодарно.
Он закрыл глаза, и, утонув в темных ямах, они сделали лицо его более жутко слепым, чем оно бывает у слепых
от рождения. На заросшем травою маленьком дворике игрушечного дома, кокетливо спрятавшего свои три
окна за палисадником, Макарова встретил уродливо высокий, тощий человек с лицом клоуна, с метлой в руках. Он бросил метлу, подбежал
к носилкам, переломился над ними и смешным голосом заговорил, толкая санитаров, Клима...
— Послушайте, — обратился
к ней Иноков. —
От сигары киргизом пахнет. Можно мне махорки покурить? Я — в
окно буду.
Как-то вечером, когда в
окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла
окон, вздрагивая
от ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически, поцеловал руку девушки. Она отнеслась
к этому жесту спокойно, как будто и не ощутила его, но, когда Клим попробовал поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
Затем явилось тянущее, как боль, отвращение
к окружающему,
к этим стенам в пестрых квадратах картин,
к черным стеклам
окон, прорубленных во тьму,
к столу,
от которого поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
Все сказанное матерью ничем не задело его, как будто он сидел у
окна, а за
окном сеялся мелкий дождь. Придя
к себе, он вскрыл конверт, надписанный крупным почерком Марины, в конверте оказалось письмо не
от нее, а
от Нехаевой. На толстой синеватой бумаге, украшенной необыкновенным цветком, она писала, что ее здоровье поправляется и что, может быть,
к средине лета она приедет в Россию.
Лидия заставила ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь была светлая, но душная, в раскрытые
окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав, цветов. Потом луна исчезла, но воздух стал еще более влажен, окрасился в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у
окна, прислушиваясь
к тишине, вздрагивая
от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе...
Самгин перестал разбирать книги и осторожно отошел
к окну, так осторожно, как будто опасался, что счастливая догадка ускользнет
от него.
— Неужели — воры? — спросил Иноков, улыбаясь. Клим подошел
к окну и увидал в темноте двора, что с ворот свалился большой, тяжелый человек,
от него отскочило что-то круглое, человек схватил эту штуку, накрыл ею голову, выпрямился и стал жандармом, а Клим, почувствовав неприятную дрожь в коже спины, в ногах, шепнул с надеждой...
Лошади подбежали
к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в
окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных
окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это
от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
— Сказано: нельзя смотреть! — тихо и лениво проговорил штатский, подходя
к Самгину и отодвинув его плечом
от окна, но занавеску не поправил, и Самгин видел, как мимо
окна, не очень быстро, тяжко фыркая дымом, проплыл блестящий паровоз, покатились длинные, новенькие вагоны; на застекленной площадке последнего сидел, как тритон в домашнем аквариуме, — царь.
В
окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно
от этого стало холодней. Самгин подошел
к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Он легко,
к своему удивлению, встал на ноги, пошатываясь, держась за стены, пошел прочь
от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре
окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Самгин еще в спальне слышал какой-то скрежет, — теперь, взглянув в
окно, он увидал, что фельдшер Винокуров, повязав уши синим шарфом, чистит железным скребком панель, а мальчик в фуражке гимназиста сметает снег метлою в кучки; влево
от них, ближе
к баррикаде, работает еще кто-то. Работали так, как будто им не слышно охающих выстрелов. Но вот выстрелы прекратились, а скрежет на улице стал слышнее, и сильнее заныли кости плеча.
Но оторвать мысли
от судьбы одинокого человека было уже трудно, с ними он приехал в свой отель, с ними лег спать и долго не мог уснуть, представляя сам себя на различных путях жизни, прислушиваясь
к железному грохоту и хлопотливым свисткам паровозов на вагонном дворе. Крупный дождь похлестал в
окна минут десять и сразу оборвался, как проглоченный тьмой.
Он ощущал позыв
к женщине все более определенно, и это вовлекло его в приключение, которое он назвал смешным. Поздно вечером он забрел в какие-то узкие, кривые улицы, тесно застроенные высокими домами. Линия
окон была взломана, казалось, что этот дом уходит в землю
от тесноты, а соседний выжимается вверх. В сумраке, наполненном тяжелыми запахами, на панелях, у дверей сидели и стояли очень демократические люди, гудел негромкий говорок, сдержанный смех, воющее позевывание. Чувствовалось настроение усталости.
Самгин искоса посматривал на
окно. Солдат на перроне меньше, но человека три стояло вплоть
к стеклам, теперь их неясные, расплывшиеся лица неподвижны, но все-таки сохраняют что-то жуткое
от безмолвного смеха, только что искажавшего их.
— Подожди, — попросил Самгин, встал и подошел
к окну. Было уже около полуночи, и обычно в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту ночь двойные рамы
окон почти непрерывно пропускали в комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти
к окну шум, необычно тяжелый,
от него тонко заныли стекла в
окнах и даже задребезжала посуда в буфете.
Неточные совпадения
Правдин. Лишь только из-за стола встали, и я, подошед
к окну, увидел вашу карету, то, не сказав никому, выбежал
к вам навстречу обнять вас
от всего сердца. Мое
к вам душевное почтение…
Далее всё было то же и то же; та же тряска с постукиваньем, тот же снег в
окно, те же быстрые переходы
от парового жара
к холоду и опять
к жару, то же мелькание тех же лиц в полумраке и те же голоса, и Анна стала читать и понимать читаемое.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в
окно, увидела карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно всё, что могло
от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла
к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы не видать никого, она быстро встала и села
к противоположному
окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого
окна, нагибаясь
к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном мужике», подумала Анна. И вспомнив свой сон, она, дрожа
от страха, отошла
к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с женой.
Утром, просыпаясь, сажусь у
окна и навожу лорнет на ее балкон; она давно уж одета и ждет условного знака; мы встречаемся, будто нечаянно, в саду, который
от наших домов спускается
к колодцу.