Неточные совпадения
Лицо его обросло темной, густой бородкой, глазницы углубились, точно у человека, перенесшего тяжкую болезнь, а глаза блестели от радости, что он выздоровел. С лица похожий
на монаха, одет он был, как мастеровой; ноги, вытянутые
на средину комнаты, в порыжевших, стоптанных сапогах, руки, сложенные
на груди, темные, точно у металлиста, он — в парусиновой блузе, в серых, измятых брюках.
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый
монах с кружкой
на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча смотрели
на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
Неточные совпадения
На одной стене висела большая картина в раззолоченных рамах, представлявшая седого старичка в цепях, заключенного в тюрьму, которого кормила
грудью молодая прекрасная женщина (его дочь, по словам Александры Ивановны), тогда как в окошко с железной решеткой заглядывали два
монаха и улыбались.
— Можете, — отвечал казначей и посмотрел
на худого
монаха. Тот подошел к раке, отпер ее висевшим у него
на поясе ключом и с помощью казначея приподнял крышку, а сей последний раскрыл немного и самую пелену
на мощах, и Вихров увидел довольно темную и, как ему показалось, не сухую даже
грудь человеческую. Трепет объял его; у него едва достало смелости наклониться и прикоснуться губами к священным останкам. За ним приложились и все прочие, и крышка раки снова опустилась и заперлась.
Во-первых, это был как бы
монах, в скуфье и в одном подряснике, перетянутом широким кожаным поясом; его значительно поседевшие волосы были, видимо, недавно стрижены и не вполне еще отросли, и вместе с тем
на шее у него висел орден Станислава, а
на груди красовались Анна и две медали, турецкой и польской кампаний.
(При виде Шаррона начинает оживать — до этого он лежал
грудью на столе. Приподымается, глаза заблестели.) А, святой отец! Довольны? Это за «Тартюфа»? Понятно мне, почему вы так ополчились за религию. Догадливы вы, мой преподобный. Нет спору. Говорят мне как-то приятели: «Описали бы вы как-нибудь стерву —
монаха». Я вас и изобразил. Потому что где же взять лучшую стерву, чем вы?
Монах в черной одежде, с седою головой и черными бровями, скрестив
на груди руки, пронесся мимо… Босые ноги его не касались земли. Уже пронесясь сажени
на три, он оглянулся
на Коврина, кивнул головой и улыбнулся ему ласково и в то же время лукаво. Но какое бледное, страшно бледное, худое лицо!