Неточные совпадения
Дронов не возразил ему. Клим понимал, что Дронов выдумывает, но он так убедительно спокойно рассказывал о своих видениях, что Клим чувствовал желание принять ложь как
правду.
В конце концов Клим не
мог понять, как именно относится он к этому мальчику, который все сильнее
и привлекал
и отталкивал его.
— Нет, погоди: имеем две критики, одну — от тоски по
правде, другую — от честолюбия. Христос рожден тоской по
правде, а — Саваоф? А если
в Гефсиманском-то саду чашу страданий не Саваоф Христу показал, а — Сатана, чтобы посмеяться?
Может, это
и не чаша была, а — кукиш? Юноши, это вам надлежит решить…
—
Может быть, но — все-таки! Между прочим, он сказал, что правительство, наверное, откажется от административных воздействий
в пользу гласного суда над политическими. «Тогда, говорит, оно получит возможность показать обществу, кто у нас играет роли мучеников за
правду. А то, говорит, у нас слишком любят арестантов, униженных, оскорбленных
и прочих, которые теперь обучаются, как надобно оскорбить
и унизить культурный мир».
— Ты не знаешь, это
правда, что Алина поступила
в оперетку
и что она вообще стала доступной женщиной. Да? Это — ужасно! Подумай — кто
мог ожидать этого от нее!
Самгин понимал, что говорит излишне много
и что этого не следует делать пред человеком, который, глядя на него искоса, прислушивается как бы не к словам, а к мыслям. Мысли у Самгина были обиженные, суетливы
и бессвязны, ненадежные мысли. Но слов он не
мог остановить, точно
в нем, против его воли, говорил другой человек.
И возникало опасение, что этот другой
может рассказать
правду о записке, о Митрофанове.
Во всем, что говорил Тагильский, чувствовалась какая-то
правда, но чувствовалась
и угроза быть вовлеченным
в громкий уголовный процесс,
в котором не хотелось бы участвовать даже
в качестве свидетеля, а ведь
могут пристегнуть
и в качестве соучастника.
Неточные совпадения
Кити отвечала, что ничего не было между ними
и что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную
правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась
в такой вещи, которую она не
могла сказать матери, которой она не говорила
и себе. Это была одна из тех вещей, которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно
и постыдно ошибиться.
Он не
мог признать, что он тогда знал
правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об этом, всё распадалось вдребезги; не
мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был
в мучительном разладе с самим собою
и напрягал все душевные силы, чтобы выйти из него.
«Да, на чем я остановилась? На том, что я не
могу придумать положения,
в котором жизнь не была бы мученьем, что все мы созданы затем, чтобы мучаться,
и что мы все знаем это
и все придумываем средства, как бы обмануть себя. А когда видишь
правду, что же делать?»
Правда, что легкость
и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу,
и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что
в его душе живет Христос
и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо
в его унижении иметь ту, хотя бы
и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми,
мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
—
Может быть; но ведь это такое удовольствие, какого я
в жизнь свою не испытывал.
И дурного ведь ничего нет. Не
правда ли? — отвечал Левин. — Что же делать, если им не нравится. А впрочем, я думаю, что ничего. А?