Неточные совпадения
Дергался звонарь так, что казалось — он висит в петле невидимой веревки, хочет освободиться от нее, мотает головой, сухое длинное лицо его пухнет, наливается
кровью, но чем дальше, тем более звучно славословит
царя послушная медь колоколов.
— Братья, спаянные
кровью! Так и пиши: спаянные
кровью, да! У нас нет больше
царя! — он остановился, спрашивая: — У нас или у вас? Пиши: у вас.
— Пиши! — притопнув ногой, сказал Гапон. — И теперь
царя, потопившего правду в
крови народа, я, Георгий Гапон, священник, властью, данной мне от бога, предаю анафеме, отлучаю от церкви…
Не огорчился он и в июле, когда огромная толпа манифестантов густо текла по Невскому к Зимнему дворцу, чтоб выразить свое доверие
царю и свое восхищение равнодушием его мужества, с которым он так щедро, на протяжении всего царствования, тратил
кровь своих подданных.
— Я думаю — немножко получше! — подхватил Александр Иванович, без всякого, впрочем, самохвальства, — потому что я все-таки стою ближе к
крови царей, чем мой милый Вася! Я — барин, а он — балетмейстер.
Неточные совпадения
Привалов пошел в уборную, где
царила мертвая тишина. Катерина Ивановна лежала на кровати, устроенной на скорую руку из старых декораций; лицо покрылось матовой бледностью, грудь поднималась судорожно, с предсмертными хрипами. Шутовской наряд был обрызган каплями
крови. Какая-то добрая рука прикрыла ноги ее синей собольей шубкой. Около изголовья молча стоял Иван Яковлич, бледный как мертвец; у него по лицу катились крупные слезы.
Настанет год — России черный год, — // Когда
царей корона упадет, // Забудет чернь к ним прежнюю любовь, // И пища многих будет смерть и
кровь; // Когда детей, когда невинных жен // Низвергнутый не защитит закон; // Когда чума от смрадных мертвых тел // Начнет бродить среди печальных сел, // Чтобы платком из хижин вызывать; // И станет глад сей бедный край терзать, // И зарево окрасит волны рек: — // В тот день явится мощный человек, // И ты его узнаешь и поймешь, // Зачем в руке его булатный нож.
Возникнет рать повсюду бранна, // Надежда всех вооружит; // В
крови мучителя венчанна // Омыть свой стыд уж всяк спешит. // Меч остр, я зрю, везде сверкает; // В различных видах смерть летает, // Над гордою главой паря. // Ликуйте, склепанны народы; // Се право мщенное природы // На плаху возвело
царя.
Бывало, Агафья, вся в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и
царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где
кровь их падала, цветы вырастали.
Если меня убьют или прольют мою
кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь того
царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через труп своего отца в колеснице?