Неточные совпадения
— Ну, идемте смотреть город, — скорее приказала, чем предложила она. Клим счел невежливым отказаться и
часа три ходил с нею в тумане,
по скользким панелям, смазанным какой-то особенно противной грязью, не похожей на жирную грязь провинции. Марина быстро и твердо, как солдат, отбивала шаг, в походке ее
была та же неудержимость, как в словах, но простодушие ее несколько подкупало Клима.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей;
по утрам река звучно плескалась о берег и стены купальни; в синеватой воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу
пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три
часа, безгрудая, тощая барышня в розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а в четыре шла берегом на мельницу
пить молоко, и
по воде косо влачилась за нею розовая тень.
Он тотчас поверил, что это так и
есть, в нем что-то разорвалось, наполнив его дымом едкой печали. Он зарыдал. Лютов обнял его, начал тихонько говорить утешительное, ласково произнося имя Лидии; комната качалась, точно лодка, на стене ее светился серебристо, как зимняя луна, и ползал
по дуге, как маятник, циферблат
часов Мозера.
— Вы, Самгин, хорошо знаете Лютова? Интересный тип. И — дьякон тоже. Но — как они зверски
пьют. Я до пяти
часов вечера спал, а затем они меня поставили на ноги и давай накачивать! Сбежал я и вот все мотаюсь
по Москве. Два раза сюда заходил…
Часа через полтора Самгин шагал
по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя
было обидно идти
по пустым улицам за человеком, который, сунув руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес на руках, охватив ими бедра свои.
Когда Самгин вышел на Красную площадь, на ней
было пустынно, как бывает всегда
по праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми хлопьями снега. На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно
было представить, что на этой площади, за
час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
В быстрой смене шумных дней явился на два-три
часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним на улице, но не узнал его в человеке, похожем на деревенского лавочника. Лицо Кутузова
было стиснуто меховой шапкой с наушниками, полушубок на груди покрыт мучной и масляной коркой грязи, на ногах — серые валяные сапоги, обшитые кожей.
По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером к Спивак, что уже видел Кутузова у ворот земской управы.
В ответ на этот плачевный крик Самгин пожал плечами, глядя вслед потемневшей, как все люди в этот
час, фигуре бывшего агента полиции. Неприятная сценка с Митрофановым, скользнув
по настроению, не поколебала его. Холодный сумрак быстро разгонял людей, они шли во все стороны, наполняя воздух шумом своих голосов, и
по веселым голосам ясно
было: люди довольны тем, что исполнили свой долг.
— Расчет дайте мне, Клим Иваныч, — разбудил его знакомо почтительный голос дворника; он стоял у двери прямо, как солдат, на нем
был праздничный пиджак,
по жилету извивалась двойная серебряная цепочка
часов, волосы аккуратно расчесаны и блестели, так же как и ярко начищенные сапоги.
«Страшный человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот
час тысячи людей стоят так же, как он, у окошек и слушают, ждут конца. Иначе не может
быть. Стоят и ждут. В доме долгое время
было непривычно тихо. Дом как будто пошатывался от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь
по железу.
Было очень трудно представить, что ее нет в городе. В
час предвечерний он сидел за столом, собираясь писать апелляционную жалобу
по делу очень сложному, и, рисуя пером на листе бумаги мощные контуры женского тела, подумал...
Преступление открыто при таких обстоятельствах: обычно
по воскресеньям М. П. Зотова закрывала свой магазин церковной утвари в два
часа дня, но вчера торговцы Большой Торговой улицы
были крайне удивлены тем, что в обычное время магазин не закрыт, хотя ни покупателей, ни хозяйки не замечалось в нем.
Открыл форточку в окне и, шагая
по комнате, с папиросой в зубах, заметил на подзеркальнике золотые
часы Варвары, взял их, взвесил на ладони. Эти
часы подарил ей он. Когда
будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил
часы в карман своих брюк. Затем, взглянув на отраженное в зеркале озабоченное лицо свое, открыл сумку. В ней оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть серебра.
Неточные совпадения
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три //
Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку
пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе //
Час целый откликается… // Такие жеребцы!..
Слава о его путешествиях росла не
по дням, а
по часам, и так как день
был праздничный, то глуповцы решились ознаменовать его чем-нибудь особенным.
— Уж прикажите за братом послать, — сказала она, — всё он изготовит обед; а то,
по вчерашнему, до шести
часов дети не
евши.
Не позволяя себе даже думать о том, что
будет, чем это кончится, судя
по расспросам о том, сколько это обыкновенно продолжается, Левин в воображении своем приготовился терпеть и держать свое сердце в руках
часов пять, и ему это казалось возможно.
Для чего этим трем барышням нужно
было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные
часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные
часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках
были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно
было ходить
по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось,
было прекрасно, и
был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.