Неточные совпадения
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали,
над зубчатой стеной елового леса краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную массу цвета кровельного железа,
что можно
было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
Всюду
над Москвой, в небе, всё еще густо-черном, вспыхнули и трепетали зарева, можно
было думать,
что сотни медных голосов наполняют воздух светом, а церкви поднялись из хаоса домов золотыми кораблями сказки.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник
над могилою богатого купца. Самгин
ел и
думал,
что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
Самгин с недоумением, с иронией
над собой
думал,
что ему приятно
было бы снова видеть в доме и на улице защитников баррикады, слышать четкий, мягкий голос товарища Якова.
«В ней действительно
есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», — нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно
подумал он, допил вино, встал и подошел к окну.
Над городом стояли облака цвета красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен
был сознаться,
что ни одна из женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая.
Было что-то обидное в том,
что неиспытанное волнение это возбуждала женщина, о которой он
думал не лестно для нее.
— В-вывезли в лес, раздели догола, привязали руки, ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да хозяин с зятем, насупротив, водочку
пьют, табачок покуривают, издеваются
над моей наготой, ох, изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят, кровь мою
пьют, слезы
пьют. Муравьи-то — вы
подумайте! — ведь они и в ноздри и везде ползут, а я и ноги крепко-то зажать не могу, привязаны ноги так,
что не сожмешь, — вот ведь
что!
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном,
над крышами, выкурил всю папиросу,
подумал,
что, наверное,
будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти.
Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это насилие
над свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин
был неприятно удивлен своим открытием, но
чем больше
думал о Тагильском, тем более убеждался,
что сын трактирщика приятен ему. «
Чем? Интеллигент в первом поколении? Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не то».
«Он мстит мне? За
что? —
подумал Самгин, вспомнил, как этот рыжий сластоежка стоял на коленях пред его матерью, и решил: — Не может
быть. Варавка любил издеваться
над ним…»
Говорил он так,
что было ясно:
думает не о том,
что говорит. Самгин присмотрелся к его круглому лицу с бородавкой
над правой бровью и
подумал,
что с таким лицом артисты в опере «Борис Годунов»
поют роль Дмитрия.
Маргаритов (жмет ему руку). Благодарю, благодарю! Да, вот куда занесла меня судьба. Ты добрый человек, ты меня нашел; а другие бросили, бросили на жертву нищете. Дел серьезных почти нет, перебиваюсь кой-чем; а я люблю большие апелляционные дела, чтоб
было над чем подумать, поработать. А вот на старости лет и дел нет, обегать стали; скучно без работы-то.
Неточные совпадения
В эту минуту я тоже
думал,
что лучше бы
было головку,
чем то,
над чем я трудился.
Во время службы я прилично плакал, крестился и кланялся в землю, но не молился в душе и
был довольно хладнокровен; заботился о том,
что новый полуфрачек, который на меня надели, очень жал мне под мышками,
думал о том, как бы не запачкать слишком панталон на коленях, и украдкою делал наблюдения
над всеми присутствовавшими.
«И с
чего взял я, —
думал он, сходя под ворота, — с
чего взял я,
что ее непременно в эту минуту не
будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он
был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться
над собою со злости… Тупая, зверская злоба закипела в нем.
Мелькала постоянно во все эти дни у Раскольникова еще одна мысль и страшно его беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она
была тяжела для него! Он
думал иногда: Свидригайлов все вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни. А если и теперь имеет? Почти наверное можно сказать,
что да.А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив
над ним власть, он захочет употребить ее как оружие против Дуни?
«Брат говорит,
что мы правы, —
думал он, — и, отложив всякое самолюбие в сторону, мне самому кажется,
что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время я чувствую,
что за ними
есть что-то,
чего мы не имеем, какое-то преимущество
над нами…