Неточные совпадения
— Так
ведь и я тебя тоже люблю, — за то
и боль принял, за любовь! Али я стал бы за другого за кого? Наплевать мне…
— Не достигнут, — вывернусь: я ловкий, конь резвый! — сказал он, усмехаясь, но тотчас грустно нахмурился. —
Ведь я знаю: воровать нехорошо
и опасно. Это я так себе, от скуки.
И денег я не коплю, дядья твои за неделю-то всё у меня выманят. Мне не жаль, берите! Я сыт.
— Все-таки теперь уж не бьют так, как бивали! Ну, в зубы ударит, в ухо, за косы минуту потреплет, а
ведь раньше-то часами истязали! Меня дедушка однова бил на первый день Пасхи от обедни до вечера. Побьет — устанет, а отдохнув — опять.
И вожжами
и всяко.
Она хоть
и об одной руке, сама-то не работница, так
ведь показать умела.
— Ну, как это знать? Я
ведь не видал, каково французы у себя дома живут, — сердито ворчит он
и добавляет...
— Спи спокойно, а я к нему спущусь… Ты меня не больно жалей, голуба́ душа, я
ведь тоже, поди-ка,
и сама виновата… Спи!
Я не понял ничего, но невольно запоминал такие
и подобные слова, — именно потому запоминал, что в простоте этих слов было нечто досадно таинственное:
ведь не требовалось никакого особого уменья взять камень, кусок хлеба, чашку, молоток!
— Силен дьявол противу человека!
Ведь вот
и благочестив будто
и церковник, а — на-ко ты, а?
— Батюшка! — выла Петровна, протягивая одну руку к нему, а другой держась за голову. — Верно, батюшка, вру
ведь я! Иду я, а к вашему забору следы,
и снег обмят в одном месте, я через забор
и заглянула,
и вижу — лежит он…
— Отец, да прости ты ей Христа ради, прости!
И не эдакие сани подламываются. Али у господ, у купцов не бывает этого? Женщина — гляди какая! Ну, прости,
ведь никто не праведен…
—
Ведь вот, знаешь ты, можешь! А над нищими не надо смеяться, господь с ними! Христос был нищий
и все святые тоже…
Привезла я им чего можно было: чаю, сахару, круп разных, варенья, муки, грибов сушеных, деньжонок, не помню сколько, понатаскала тихонько у деда —
ведь коли не для себя, так
и украсть можно!
Ведь когда мать на земле обижают — в небесах матерь божия горько плачет!» Ну, тут Максим схватил меня на руки
и давай меня по горнице носить, носит да еще приплясывает, — силен был, медведь!
— «Много, говорит, чести будет им, пускай сами придут…» Тут уж я даже заплакала с радости, а он волосы мне распускает, любил он волосьями моими играть, бормочет: «Не хлюпай, дура, али, говорит, нет души у меня?» Он
ведь раньше-то больно хороший был, дедушко наш, да как выдумал, что нет его умнее, с той поры
и озлился
и глупым стал.
Скрыл
ведь он от полиции дело-то: «Это, говорит, сам я, будучи выпивши, забрел на пруд да
и свернулся в прорубь».
И тебе, дочь, спасибо, что доброго человека в отцов дом привела!» Он
ведь, дедушко-то, когда хотел, так хорошо говорил, это уж после, по глупости стал на замок сердце-то запирать.
— Мы
ведь скоро вернемся, вот отец сдаст экзамен, кончит учиться, мы
и назад…
— Как же это?
Ведь это надобно учить! А может, что-нибудь знаешь, слыхал? Псалтырь знаешь? Это хорошо!
И молитвы? Ну, вот видишь! Да еще
и жития? Стихами? Да ты у меня знающий…
— Экое дело, братцы мои,
ведь и я тоже в ваши-то годы великим озорником был! Отчего бы это, братцы?
Несколько дней я не ходил в школу, а за это время вотчим, должно быть, рассказал о подвиге моем сослуживцам, те — своим детям, один из них принес эту историю в школу,
и, когда я пришел учиться, меня встретили новой кличкой — вор. Коротко
и ясно, но — неправильно:
ведь я не скрыл, что рубль взят мною. Попытался объяснить это — мне не поверили, тогда я ушел домой
и сказал матери, что в школу не пойду больше.
— А ты — полно! — успокаивала она меня. — Ну, что такое? Стар старичок, вот
и дурит! Ему
ведь восемь десятков, — отшагай-ка столько-то! Пускай дурит, кому горе? А я себе да тебе — заработаю кусок, не бойсь!
— Ух, чтоб вам сдохнуть, — будто
и не мальчишки
ведь, а? Ах, воры, не дай господь бессонницу!
— А
ведь и вам надо умирать, на помойных-то ямах недолго проживете!
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!.. Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится.
И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее:
ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков. Право, не знаю.
Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете.
Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у того
и у другого.
Хлестаков. А, да! (Берет
и рассматривает ассигнации.)Это хорошо.
Ведь это, говорят, новое счастье, когда новенькими бумажками.
А
ведь долго крепился давича в трактире, заламливал такие аллегории
и екивоки, что, кажись, век бы не добился толку.