Неточные совпадения
—
Ну, спасибо за почёт, — сказала она, но к чаю не пригласила Никиту, а когда
он ушёл, подумала вслух...
— Вот
оно к чему! — обиженно вскричал Артамонов. —
Ну, я, девицы, не во гнев вам, свою-то сторону всё-таки похвалю: у нас обычаи помягче, народ поприветливее. У нас даже поговорка сложена: «Свапа да Усожа — в Сейм текут; слава тебе, боже, — не в Оку!»
— Разводите молодых! Ну-ко, Пётр, иди ко мне; дружки, — ведите
его под руки!
— Кости страдают. Я — сильнее отца-то твоего, да не столько ловок.
Ну, пойдём за
ними, Никита Ильич, простец!
— Давай бог, — повторяет
он, — хотя и без тебя неплохо жили,
ну, может, и с тобой так же проживём.
— Ну-ну, — останавливал
его кожевник Житейкин, церковный староста, — куда поехал?
—
Ну, ладно, ладно! Вижу я… Не бойся, — сказал Алексей весело, как давно уже не говорил;
он смотрел из-под ладони, как толстые языки огня, качаясь, волнуют тишину, заставляя её глухо гудеть, и оживлённо рассказывал...
—
Ну, что же, — бог простит, я ведь и сам кричал, — великодушно сказал
он, обрадованный, что жена пришла и теперь
ему не надо искать те мягкие слова, которые залепили бы и замазали трещину ссоры.
—
Ну, когда так, — прощай, Никита Ильич! — И, почёсывая скулу,
он задумчиво прибавил...
—
Ну, огорчаться
он не очень любил. И жил не царёвым умом, своим.
— За всё. Вот — вы бегом живёте, а
он остановился,
ну и жалеет вас за беспокойство ваше.
—
Ну, что ж? Всех бьют, — утешил Артамонов. А через несколько дней Яков пожаловался, что Павлушка чем-то обидел
его, и Артамонов старший, не веря сыну, уже только по привычке, посоветовал конторщику...
Потому, видишь, что Япушкин еще много записал тайностей про парод,
ну только
они были царю не выгодны и требовалось
их скрыть.
—
Ну, однако
им — конец! С точки жизни съехали, сами себя не понимают! Сорвались…
Он ушёл из сторожки возмущённый, думая о том, что Тихона следует рассчитать. Завтра же и рассчитать бы.
Ну — не завтра, а через неделю. В конторе
его ожидала Попова. Она поздоровалась сухо, как незнакомая, садясь на стул, ударила зонтиком в пол и заговорила о том, что не может уплатить сразу все проценты по закладной.
— Ты что-то часто говоришь об этом: портятся люди, портятся. Но ведь это дело не наше; это дело попов, учителей,
ну — кого там? Лекарей разных, начальства. Это
им наблюдать, чтобы народ не портился, это —
их товар, а мы с тобой — покупатели. Всё, брат, понемножку портится. Ты вот стареешь, и я тоже. Однако ведь ты не скажешь девке: не живи, девка, старухой будешь!
— Отец Феодор говорит: «Вся беда — от разума; дьявол разжёг
его злой собакой, дразнит, и собака лает на всё зря». Может быть, это и правда, а — согласиться обидно. Тут есть доктор, простой человек, весёлый,
он иначе думает: разум — дитя,
ему всё — игрушки, всё — забавно;
он хочет доглядеть, как устроено и то, и это, и что внутри.
Ну, конечно, ломает…
—
Ну, брат, это хилософия, — поучительно говорил
он, держа руки фертом, сунув
их в карманы курточки. — Это мудрствование от хилости, от неумелости.
— Али я немой? — ласково спрашивал Серафим, и розовое личико
его освещалось улыбкой. — Я — старичок, — говорил
он, — я моё малое время и без правды доживу. Это молодым надо о правде стараться, для того
им и очки полагаются. Мирон Лексеич в очках гуляет,
ну,
он насквозь видит, что к чему, кого — куда.
— Подумай: человек всю жизнь работал на нас, а мы
его выкинули, —
ну, хорошо это?
—
Ну, вот… Доболтались! Орали на меня, а — вот
оно как! Нет, царь…
Яков Артамонов шёл не торопясь, сунув руки в карманы, держа под мышкой тяжёлую палку, и думал о том, как необъяснимо, странно глупы люди. Что нужно милой дурочке Полине? Она живёт спокойно, не имея никаких забот, получает немало подарков, красиво одевается, тратит около ста рублей в месяц, Яков знал, чувствовал, что
он ей нравится.
Ну, что же ещё? Почему она хочет венчаться?
— Если б вы
его тогда же сволокли в полицейское управление,
ну — дело ясное! Но и то не совсем. А теперь как вы докажете, что
он нападал на вас? Ранен? Ба! В человека можно выстрелить с испуга… случайно, по неосторожности…
— Вы не скажете об этом ни дяде, ни Мирону Алексеевичу, — вы действительно не говорили ещё
им?
Ну, вот. Предоставим это дело
его внутренней логике. И — никому ни звука! Так? Охотник сам себя ранил, вы тут ни при чём.
— Родился,
ну, и живи до смерти, — говорил
он, но Артамонов, не слушая
его, продолжал...
— Н-ну-с? — спросил хладнокровный поручик и вопросом своим окончательно утвердил все подозрения Якова.
Он шагнул вперёд, бросил шляпу на стул и сказал незнакомым себе, сорвавшимся голосом...
— Н-ну, — оглушительно сказал хладнокровный поручик, взяв Якова за бороду, дёргая её вниз и этим заставляя кланяться
ему: — Проси — прощенья — дурак!
—
Ну, — сказал
он Полине, — я решил: едем! Сначала — в Москву, а там — подумаем…
— Господи, да — что же это? За что? Ведь это — хозяин, хозяева мы!
Ну, дайте я увезу
его,
ему лечиться надо, в город надо
ему! Да — позвольте же увезти-то…
— Скажи — вот,
он меня всю жизнь поил, кормил — судите
его! Так ведь донёс уж! Чего же надо,
ну? Прижми, припугни меня, — денег требуй,
ну?
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного
его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «
Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Осип. Давай
их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё будем есть.
Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна.
Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом.
Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое голубое платье с мелкими оборками.
Анна Андреевна.
Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где
ему смотреть на тебя? И с какой стати
ему смотреть на тебя?
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «
Ну, — думаю себе, — слава богу!» И говорю
ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.