А я все хожу в петербургском байковом пальто и в резиновых калошах. Надо мной смеются и пророчат простуду, но ничего: только брови, ресницы, усы, а у кого есть и борода, куржевеют, то есть покрываются льдом, так что брови срастаются с ресницами, усы
с бородой и образуют на лице ледяное забрало; от мороза даже зрачкам больно.
Неточные совпадения
Вы, Николай Аполлонович,
с своею инвалидною
бородой были бы здесь невозможны: вам, как только бы вы вышли на улицу, непременно подадут милостыню.
Оба, разумеется, черноглазые, черноволосые,
с длинными
бородами.
Празднуя масленицу, они не могли не вспомнить катанья по льду и заменили его ездой друг на друге удачнее, нежели Петр Александрович икру заменил сардинами. Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи
с проседью, расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это лучше льняной
бороды Нептуна и осыпанных мукой лиц.
Вот старый индиец, черный,
с седыми бакенбардами и
бородой, растущей ниже губ, кругом подбородка.
Вот идут по трапу и ступают на палубу, один за другим, и старые и молодые японцы, и об одной, и о двух шпагах, в черных и серых кофтах,
с особенно тщательно причесанными затылками,
с особенно чисто выбритыми лбами и
бородой, — словом, молодец к молодцу: длиннолицые и круглолицые, самые смуглые, и изжелта, и посветлее, подслеповатые и
с выпученными глазами, то донельзя гладкие, то до невозможности рябые.
Меня встретил пожилой мужчина, черноволосый,
с клинообразной
бородой, в длинном шлафоре-сюртуке,
с не совсем чистым английским выговором.
Еще издали завидел я, у ворот стояли, опершись на длинные бамбуковые посохи, жители; между ними,
с важной осанкой,
с задумчивыми, серьезными лицами, в широких, простых, но чистых халатах
с широким поясом, виделись — совестно и сказать «старики», непременно скажешь «старцы»,
с длинными седыми
бородами,
с зачесанными кверху и собранными в пучок на маковке волосами.
Товарищ его — высокий и здоровый мужчина, лет 50-ти,
с черной, длинной и жидкой, начинающейся
с подбородка, как у всех у них,
бородой.
На балконах уже сидят, в праздном созерцании чудес природы, заспанные, худощавые фигуры испанцев de la vieille roche, напоминающих Дон Кихота: лицо овальное, книзу уже,
с усами и
бородой, похожей тоже на ус, в ермолках,
с известными крупными морщинами,
с выражающим одно и то же взглядом тупого, даже отчасти болезненного раздумья, как будто печати страдания, которого, кажется, не умеет эта голова высказать, за неуменьем грамоте.
Увидишь одну-две деревни, одну-две толпы — увидишь и все: те же тесные кучи хижин,
с вспаханными полями вокруг, те же белые широкие халаты на всех, широкие скулы, носы, похожие на трефовый туз, и клочок как будто конских волос вместо
бороды да разинутые рты и тупые взгляды; пишут стихами, читают нараспев.
Он, между прочим,
с гордостью рассказывал, как король Сандвичевых островов, глядя на его
бороду и особенное платье, принял его за важное лицо и пожал ему руку.
Якуты — народ
с широкими скулами,
с маленькими глазами, таким же носом;
бороду выщипывает; смуглый и
с черными волосами.
— Еще бы не помнить! — отвечал за него Леонтий. — Если ее забыл, так кашу не забывают… А Уленька правду говорит: ты очень возмужал, тебя узнать нельзя: с усами,
с бородой! Ну, что бабушка? Как, я думаю, обрадовалась! Не больше, впрочем, меня. Да радуйся же, Уля: что ты уставила на него глаза и ничего не скажешь?
Неточные совпадения
Дверь отворяется, и выставляется какая-то фигура во фризовой шинели,
с небритою
бородою, раздутою губою и перевязанною щекою; за нею в перспективе показывается несколько других.
С большущей сивой гривою, // Чай, двадцать лет не стриженной, //
С большущей
бородой, // Дед на медведя смахивал, // Особенно как из лесу, // Согнувшись, выходил.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова
с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в
бороду усмехается.
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз
с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою
бороду большими худыми ладонями.
Старичок-священник,
с редкою полуседою
бородой,
с усталыми, добрыми глазами, стоял у аналоя и перелистывал требник.