Неточные совпадения
Оно и нелегко: если, сбираясь куда-нибудь на богомолье, в Киев или из деревни в Москву, путешественник
не оберется суматохи, по десяти раз кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т. п., то сделайте посылку, сколько понадобится времени, чтобы тронуться четыремстам человек — в Японию.
Приехав на фрегат, еще с багажом, я
не знал,
куда ступить, и в незнакомой толпе остался совершенным сиротой.
«Барин! — сказал он встревоженным и умоляющим голосом, —
не ездите, Христа ради, по морю!» — «
Куда?» — «А
куда едете: на край света».
Куда его ни повези, ему все равно: он всем доволен, ни на что
не жалуется.
«Да вот одного сапога
не найду, — отвечает он, шаря ногой под кроватью, — и панталоны куда-то запропастились.
Нет,
не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст,
куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
И многие годы проходят так, и многие сотни уходят «куда-то» у барина, хотя денег, по-видимому,
не бросают.
Но… однако… что вы скажете, друзья мои, прочитав это… эту… это письмо из Англии?
куда я заехал? что описываю? скажете, конечно, что я повторяюсь, что я…
не выезжал…
Мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что,
куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны
не смоют ее!
С книгами поступил он так же, как и прежде: поставил их на верхние полки,
куда рукой достать было нельзя, и так плотно уставил, что вынуть книгу
не было никакой возможности.
Идучи по улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «
Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что
не могла встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда на петербургскую биржу.
Я видел и англичан, но те
не лежали, а куда-то уезжали верхом на лошадях: кажется, на свои кофейные плантации…
«Это глупо
не знать,
куда приехал».
— «
Куда же отправитесь, выслужив пенсию?» — «И сам
не знаю; может быть, во Францию…» — «А вы знаете по-французски?» — «О да…» — «В самом деле?» И мы живо заговорили с ним, а до тех пор, правду сказать, кроме Арефьева, который отлично говорит по-английски, у нас рты были точно зашиты.
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую
не хлопотать ни о лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь,
куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам стоило, можете объехать вдвое больше.
Темнота адская; мы
не видели,
куда ехали: перед глазами стояла как будто стена.
Жара была невыносимая; лошади по песку скоро ехать
не могли, и всадники
не знали,
куда деться от солнца: они раскраснелись ужасно и успели загореть.
Я стоял в воде на четверть выше ступни и
не знал,
куда деться, что делать.
По трапам еще стремились потоки, но у меня ноги уж были по колени в воде — нечего разбирать, как бы посуше пройти. Мы выбрались наверх: темнота ужасная, вой ветра еще ужаснее;
не видно было,
куда ступить. Вдруг молния.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб
не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром
не слыхать. Луны
не было.
Мы
не знали,
куда нам направиться.
Между тем мы
не знали,
куда идти: газ еще туда
не проник и на улице ни зги
не видно.
Они
не знали,
куда деться от жара, и велели мальчишке-китайцу махать привешенным к потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но, глядя на эту затею,
не можешь отделаться от мысли, что это — искусственная, временная прохлада, что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут в бане шубу.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все,
куда только падает его луч.
Роскошь потребует редкой дичи, фруктов
не по сезону; комфорт будет придерживаться своего обыкновенного стола, но зато он потребует его везде,
куда ни забросит судьба человека: и в Африке, и на Сандвичевых островах, и на Нордкапе — везде нужны ему свежие припасы, мягкая говядина, молодая курица, старое вино.
Сингапур — один из всемирных рынков,
куда пока еще стекается все, что нужно и
не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
Мы ехали около часа, как вдруг наши кучера, в одном месте, с дороги бросились и потащили лошадей и экипаж в кусты. «
Куда это? уж
не тигр ли встретился?» — «Нет, это аллея, ведущая к даче Вампоа».
Но, потянув воздух в себя, мы глотнули будто горячего пара, сделали несколько шагов и уже должны были подумать об убежище,
куда бы укрыться в настоящую, прохладную тень, а
не ту, которая покоилась по одной стороне великолепной улицы.
Если мои распоряжения дурны, если я
не способен,
не умею, так изберите другого…» Нет, уж пусть будет томить жар —
куда ни шло!
От Гонконга до островов Бонин-Cима,
куда нам следовало идти, всего 1600 миль; это в кругосветном плавании составляет
не слишком большой переход, который, при хорошем, попутном ветре, совершается в семь-восемь дней.
Наконец мы вошли на первый рейд и очутились среди островов и холмов. Здесь застал нас штиль, и потом подул противный ветер; надо было лавировать. «
Куда ж вы? — говорили японцы,
не понимая лавировки, — вам надо сюда, налево». Наконец вошли и на второй рейд, на указанное место.
Где же Нагасаки? Города еще
не видать. А! вот и Нагасаки. Отчего ж
не Нангасаки? оттого, что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется так, для шика, так же как и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный порт,
куда позволено входить одним только голландцам», — сказано в географиях, и
куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни в коем случае
не на стороне голландцев во многих отношениях.
Куда спрятались жители? зачем
не шевелятся они толпой на этих берегах? отчего
не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен — словом, кипения жизни или «мышьей беготни», по выражению поэта? зачем по этим широким водам
не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая лодка, завешенная синими, белыми, красными тканями?
Я
не знаю его имени: он принадлежал к свите и
не входил с баниосами в каюту,
куда, по тесноте и жару, впускались немногие, только необходимые лица.
«Ах ты, Боже мой! ведь сказали, что
не сядем,
не умеем, и платья у нас
не так сшиты, и тяжело нам сидеть на пятках…» — «Да вы сядьте хоть
не на пятки, просто, только протяните ноги куда-нибудь в сторону…» — «
Не оставить ли их на фрегате?» — ворчали у нас и наконец рассердились.
Потом тихо поплелись, шаркая подошвами,
куда мы повели их,
не глядя по сторонам.
В отдыхальне, как мы прозвали комнату, в которую нас повели и через которую мы проходили, уже
не было никого: сидящие фигуры убрались вон. Там стояли привезенные с нами кресло и четыре стула. Мы тотчас же и расположились на них. А кому недостало, те присутствовали тут же, стоя. Нечего и говорить, что я пришел в отдыхальню без башмаков: они остались в приемной зале,
куда я должен был сходить за ними. Наконец я положил их в шляпу, и дело там и осталось.
Они думают, что мы и
не знаем об этом; что вообще в Европе, как у них, можно утаить, что, например, целая эскадра идет куда-нибудь или что одно государство может
не знать, что другое воюет с третьим.
Я видел наконец японских дам: те же юбки, как и у мужчин, закрывающие горло кофты, только
не бритая голова, и у тех, которые попорядочнее, сзади булавка поддерживает косу. Все они смуглянки, и
куда нехороши собой! Говорят, они нескромно ведут себя —
не знаю,
не видал и
не хочу чернить репутации японских женщин. Их нынче много ездит около фрегата: все некрасивые, чернозубые; большею частью смотрят смело и смеются; а те из них, которые получше собой и понаряднее одеты, прикрываются веером.
А так тепло, что приходишь в совершенное отчаяние,
не зная,
куда деться.
Лодки бросались
не с тем, чтобы помешать нам, —
куда им! они и
не догонят, а чтоб показать только перед старшими, что исполняют обязанности караульных.
В какой день идут и…
куда?» — хотелось бы еще спросить, да
не решаются: сами чувствуют, что
не скажут.
На это отвечено, что «по трехмесячном ожидании
не важность подождать семь дней; но нам необходимо иметь место на берегу, чтоб сделать поправки на судах, поверить хронометры и т. п. Далее, если ответ этот подвинет дело вперед, то мы останемся, в противном случае уйдем…
куда нам надо».
Баниосы спрашивали, что заключается в этой записочке, но им
не сказали, так точно, как
не объявили и губернатору,
куда и надолго ли мы идем. Мы все думали, что нас остановят, дадут место и скажут, что полномочные едут; но ничего
не было. Губернаторы, догадавшись, что мы идем
не в Едо, успокоились. Мы сказали, что уйдем сегодня же, если ветер будет хорош.
Я
не знал,
куда деться от холода, и, как был одетый в байковом пальто, лег на кровать, покрылся ваточным одеялом — и все было холодно.
Это
куда дорога?» — «Эта?..
не знаю», — сказал он, вопросительно поглядывая на дорогу.
Вечером мы собрались в клубе, то есть в одной из самых больших комнат, где жило больше постояльцев, где светлее горела лампа,
не дымил камин и
куда приносили больше каменного угля, нежели в другие номера.
Всюду,
куда забрались англичане, вы найдете чистую комнату, камин с каменным углем, отличный кусок мяса, херес и портвейн, но
не общество.
«Если
не будут, — приказано было прибавить, — мы идем,
куда располагали, в Едо.
В другой раз к этому же консулу пристал губернатор, зачем он снаряжает судно, да еще, кажется, с опиумом, в какой-то шестой порт, чуть ли
не в самый Пекин, когда открыто только пять? «А зачем, — возразил тот опять, — у острова Чусана, который
не открыт для европейцев, давно стоят английские корабли? Выгоните их, и я
не пошлю судно в Пекин». Губернатор знал, конечно, зачем стоят английские корабли у Чусана, и
не выгнал их. Так судно американское и пошло,
куда хотело.