Неточные совпадения
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже,
как мы провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись
долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
Каждый день прощаюсь я с здешними берегами, поверяю свои впечатления,
как скупой поверяет втихомолку каждый спрятанный грош. Дешевы мои наблюдения, немного выношу я отсюда, может быть отчасти и потому, что ехал не сюда, что тороплюсь все дальше. Я даже боюсь слишком вглядываться, чтоб не осталось сору в памяти. Я охотно расстаюсь с этим всемирным рынком и с картиной суеты и движения, с колоритом дыма, угля, пара и копоти. Боюсь, что образ современного англичанина
долго будет мешать другим образам…
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром
долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета,
как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
Некоторые из этих дам
долго шли за нами и на исковерканном английском языке (и здесь англичане — заметьте!) просили денег бог знает по
какому случаю.
Случалось ли вам (да
как не случалось поэту!) вдруг увидеть женщину, о красоте, грации которой
долго жужжали вам в уши, и не найти в ней ничего поражающего?
Недавно только отведена для усмиренных кафров целая область, под именем Британской Кафрарии, о чем сказано будет ниже, и предоставлено им право селиться и жить там, но под влиянием, то есть под надзором, английского колониального правительства. Область эта окружена со всех сторон британскими владениями:
как и
долго ли уживутся беспокойные племена под ферулой европейской цивилизации и оружия, сблизятся ли с своими победителями и просветителями — эти вопросы могут быть разрешены только временем.
Но
долго еще видели,
как мчались козы в кустах, шевеля ветвями, и потом бросились бежать в гору, а мы спустились с горы.
Мы
долго смотрели,
как веселились, после трудного рабочего дня, черные.
Гошкевич вышел на балкон,
долго вслушивался и вдруг
как будто свалился с крыльца в тьму кромешную и исчез.
Мы, один за одним, разошлись по своим комнатам, а гость пошел к хозяевам, и мы еще
долго слышали,
как он там хныкал, вздыхал и
как раздавались около него смех и разговоры.
Впрочем, из этой великолепной картины,
как и из многих других, ничего не выходило. Приготовление бумаги для фотографических снимков требует,
как известно, величайшей осторожности и внимания. Надо иметь совершенно темную комнату,
долго приготовлять разные составы, давать время бумаге вылеживаться и соблюдать другие, подобные этим условия. Несмотря на самопожертвование Гошкевича, с которым он трудился, ничего этого соблюсти было нельзя.
Долго мне будут сниться широкие сени, с прекрасной «картинкой», крыльцо с виноградными лозами, длинный стол с собеседниками со всех концов мира, с гримасами Ричарда;
долго будет чудиться и «yes», и беготня Алисы по лестницам, и крикун-англичанин, и мое окно, у которого я любил работать, глядя на серые уступы и зеленые скаты Столовой горы и Чертова пика. Особенно еще
как вспомнишь, что впереди море, море и море!
— Щось воно не тее, эти тропикы! — сказал мне один спутник, живший
долго в Малороссии, который тоже надеялся на такое же плавание,
как от Мадеры до мыса Доброй Надежды.
Долго ли англичане владели Явой и
как давно, а до сих пор след их не пропадает здесь!
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал
долго, часа три,
как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя,
как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу на другой диван, ища прохлады. «Вы то на правый, то на левый галс ложитесь!» — говорил он.
Многие похудели от бессонницы, от усиленной работы и бродили
как будто на другой день оргии. И теперь вспомнишь,
как накренило один раз фрегат, так станет больно, будто вспомнишь какую-то обиду. Сердце хранит
долго злую память о таких минутах!
Весь этот люд, то есть свита, все до одного вдруг,
как по команде, положили руки на колени, и поклонились низко, и
долго оставались в таком положении,
как будто хотят играть в чехарду.
Еще дела не начались, а на Лючу, в прихожей у порога, и в Китае также, стоит нетерпеливо,
как у
долго не отпирающихся дверей, толпа миссионеров: они ждут не дождутся, когда настанет пора восстановить дерзко поверженный крест…
Какие удары! молния блеснет — и
долго спустя глухо загремит гром — значит, далеко; но чрез минуту вдруг опять блеск почти кровавый, и в то же мгновение раздается удар над самой палубой.
Только что мы подъехали к Паппенбергу,
как за нами бросились назад таившиеся под берегом, ожидавшие нас японские лодки и ехали с криком, но не близко, и так все дружно прибыли — они в свои ущелья и затишья, мы на фрегат. Я
долго дул в кулаки.
Волнение небольшое, но злое, постоянное:
как будто человек сердится, бранится горячо и гневу его
долго не предвидится конца.
Католическое духовенство, правда, не встретит в массе китайского народа той пылкости,
какой оно требует от своих последователей, разве этот народ перевоспитается совсем, но этого
долго ждать; зато не встретит и не встречает до сих пор и фанатического сопротивления, а только ленивое, систематическое противодействие со стороны правительства
как политическую предосторожность.
Передали записку третьему: «Пудди, пудди», — твердил тот задумчиво. Отец Аввакум пустился в новые объяснения: старик
долго и внимательно слушал, потом вдруг живо замахал рукой,
как будто догадался, в чем дело. «Ну, понял наконец», — обрадовались мы. Старик взял отца Аввакума за рукав и, схватив кисть, опять написал: «Пудди». «Ну, видно, не хотят дать», — решили мы и больше к ним уже не приставали.
С лодок набралось много простых японцев, гребцов и слуг; они с удивлением, разинув рты, смотрели,
как двое, рулевой, с русыми, загнутыми кверху усами и строгим, неулыбающимся лицом, и другой, с черными бакенбардами, пожилой боцман, с гремушками в руках, плясали
долго и неистово,
как будто работали трудную работу.
Долго еще слышал я, что Затей (
как называл себя и другие называли его), тоже русский якут, упрашивал меня сесть.
Пришли два якута и уселись у очага. Смотритель сидел еще минут пять, понюхал табаку, крякнул, потом стал молиться и наконец укладываться. Он со стонами,
как на болезненный одр, ложился на постель. «Господи, прости мне грешному! — со вздохом возопил он, протягиваясь. — Ох, Боже правый! ой-о-ох! ай!» — прибавил потом, перевертываясь на другой бок и покрываясь одеялом.
Долго еще слышались постепенно ослабевавшие вздохи и восклицания. Я поглядывал на него и наконец сам заснул.
Но когда это удовольствие тянется так
долго,
как мое, тогда дашь ему и другое название.
Но тяжелый наш фрегат, с грузом не на одну сотню тысяч пуд, точно обрадовался случаю и лег прочно на песок,
как иногда добрый пьяница, тоже «нагрузившись» и
долго шлепая неверными стопами по грязи, вдруг возьмет да и ляжет средь дороги. Напрасно трезвый товарищ толкает его в бока, приподнимает то руку, то ногу, иногда голову. Рука, нога и голова падают снова
как мертвые. Гуляка лежит тяжело, неподвижно и безнадежно, пока не придут двое «городовых» на помощь.
И теперь помню,
как скорлупка-двойка вдруг пропадала из глаз, будто проваливалась в глубину между двух водяных гор, и
долго не видно было ее, и потом всползала опять боком на гребень волны.
А отец Аввакум — расчихался, рассморкался и — плюнул. Я помню взгляд изумления вахтенного офицера, брошенный на него, потом на меня. Он сделал такое же усилие над собой, чтоб воздержаться от какого-нибудь замечания,
как я — от смеха. «
Как жаль, что он — не матрос!» — шепнул он мне потом, когда отец Аввакум отвернулся.
Долго помнил эту минуту офицер, а я
долго веселился ею.
Неточные совпадения
Шли
долго ли, коротко ли, // Шли близко ли, далеко ли, // Вот наконец и Клин. // Селенье незавидное: // Что ни изба — с подпоркою, //
Как нищий с костылем, // А с крыш солома скормлена // Скоту. Стоят,
как остовы, // Убогие дома. // Ненастной, поздней осенью // Так смотрят гнезда галочьи, // Когда галчата вылетят // И ветер придорожные // Березы обнажит… // Народ в полях — работает. // Заметив за селением // Усадьбу на пригорочке, // Пошли пока — глядеть.
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь
долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю,
как отца моего, на сих днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь получила.
Да и кто же может сказать,
долго ли просуществовала бы построенная Бородавкиным академия и
какие принесла бы она плоды?
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить.
Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы,
как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Брат лег и ― спал или не спал ― но,
как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин
долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.