Неточные совпадения
— По крайней мере, можете ли вы, cousin, однажды навсегда сделать resume: [вывод (фр.).]
какие это их правила, — она указала на улицу, — в чем они состоят, и отчего то, чем жило так много людей и так
долго, вдруг нужно менять на другое, которым живут…
После
долго ходил он бледен и скучен, пока опять чужая жизнь и чужие радости не вспрыснут его,
как живой водой.
А если нет ничего, так лежит, неподвижно по целым дням, но лежит,
как будто трудную работу делает: фантазия мчит его дальше Оссиана, Тасса и даже Кука — или бьет лихорадкой какого-нибудь встречного ощущения, мгновенного впечатления, и он встанет усталый, бледный, и
долго не придет в нормальное положение.
— Да, правда: мне,
как глупой девочке, было весело смотреть,
как он вдруг робел, боялся взглянуть на меня, а иногда, напротив,
долго глядел, — иногда даже побледнеет. Может быть, я немного кокетничала с ним, по-детски, конечно, от скуки… У нас было иногда… очень скучно! Но он был, кажется, очень добр и несчастлив: у него не было родных никого. Я принимала большое участие в нем, и мне было с ним весело, это правда. Зато
как я дорого заплатила за эту глупость!..
Она
долго глядит на эту жизнь, и, кажется, понимает ее, и нехотя отходит от окна, забыв опустить занавес. Она берет книгу, развертывает страницу и опять погружается в мысль о том,
как живут другие.
Он схватил кисть и жадными, широкими глазами глядел на ту Софью,
какую видел в эту минуту в голове, и
долго, с улыбкой мешал краски на палитре, несколько раз готовился дотронуться до полотна и в нерешительности останавливался, наконец провел кистью по глазам, потушевал, открыл немного веки. Взгляд у ней стал шире, но был все еще покоен.
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он
долго водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и провел в глазу какую-то черту, поставил нечаянно точку,
как учитель некогда в школе поставил на его безжизненном рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог, в другом глазу… И вдруг сам замер от искры,
какая блеснула ему из них.
Он молча, медленно и глубоко погрузился в портрет. Райский с беспокойством следил за выражением его лица. Кирилов в первое мгновение с изумлением остановил глаза на лице портрета и
долго покоил, казалось, одобрительный взгляд на глазах; морщины у него разгладились. Он
как будто видел приятный сон.
— Свободный, разумный и справедливый поступок — втихомолку!
Долго ли мы будем жить,
как совы, бояться света дневного, слушать совиную мудрость Нилов Андреевичей!..
«Да,
долго еще до прогресса! — думал Райский, слушая раздававшиеся ему вслед детские голоса и проходя в пятый раз по одним и тем же улицам и опять не встречая живой души. — Что за фигуры, что за нравы,
какие явления! Все, все годятся в роман: все эти штрихи, оттенки, обстановка — перлы для кисти! Каков-то Леонтий: изменился или все тот же ученый, но недогадливый младенец? Он — тоже находка для художника!»
— Да, мое время проходит… — сказала она со вздохом, и смех на минуту пропал у нее из лица. — Немного мне осталось… Что это,
как мужчины счастливы: они
долго могут любить…
— Помилуйте,
как можно, теперь рано: до обеда
долго.
— Ну, дремлете: вон у вас и глаза закрыты. Я тоже,
как лягу, сейчас засну, даже иногда не успею чулок снять, так и повалюсь. Верочка
долго не спит: бабушка бранит ее, называет полунощницей. А в Петербурге рано ложатся?
— Да, она — мой двойник: когда она гостит у меня, мы часто и
долго любуемся с ней Волгой и не наговоримся, сидим вон там на скамье,
как вы угадали… Вы не будете больше пить кофе? Я велю убрать…
Занятий у нее постоянных не было. Читала,
как и шила она, мимоходом и о прочитанном мало говорила, на фортепиано не играла, а иногда брала неопределенные, бессвязные аккорды и к некоторым
долго прислушивалась, или когда принесут Марфеньке кучу нот, она брала то те, то другие. «Сыграй вот это, — говорила она. — Теперь вот это, потом это», — слушала, глядела пристально в окно и более к проигранной музыке не возвращалась.
Да, это не простодушный ребенок,
как Марфенька, и не «барышня». Ей тесно и неловко в этой устаревшей, искусственной форме, в которую так
долго отливался склад ума, нравы, образование и все воспитание девушки до замужества.
Она подошла к ней, пристально и ласково поглядела ей в глаза, потом
долго целовала ей глаза, губы, щеки. Положив ее голову,
как ребенка, на руку себе, она любовалась ее чистой, младенческой красотой и крепко сжала в объятиях.
—
Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его,
как я надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле не будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и
долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
Например, если б бабушка на полгода или на год отослала ее с глаз долой, в свою дальнюю деревню, а сама справилась бы как-нибудь с своими обманутыми и поруганными чувствами доверия, любви и потом простила, призвала бы ее, но
долго еще не принимала бы ее в свою любовь, не дарила бы лаской и нежностью, пока Вера несколькими годами, работой всех сил ума и сердца, не воротила бы себе права на любовь этой матери — тогда только успокоилась бы она, тогда настало бы искупление или, по крайней мере, забвение, если правда, что «время все стирает с жизни»,
как утверждает Райский.
Долго после молитвы сидела она над спящей, потом тихо легла подле нее и окружила ее голову своими руками. Вера пробуждалась иногда, открывала глаза на бабушку, опять закрывала их и в полусне приникала все плотнее и плотнее лицом к ее груди,
как будто хотела глубже зарыться в ее объятия.
«
Долго ходил я,
как юродивый, между вами, с диогеновским фонарем, — писал он дальше, — отыскивая в вас черты нетленной красоты для своего идеала, для своей статуи!
Неточные совпадения
Шли
долго ли, коротко ли, // Шли близко ли, далеко ли, // Вот наконец и Клин. // Селенье незавидное: // Что ни изба — с подпоркою, //
Как нищий с костылем, // А с крыш солома скормлена // Скоту. Стоят,
как остовы, // Убогие дома. // Ненастной, поздней осенью // Так смотрят гнезда галочьи, // Когда галчата вылетят // И ветер придорожные // Березы обнажит… // Народ в полях — работает. // Заметив за селением // Усадьбу на пригорочке, // Пошли пока — глядеть.
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь
долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю,
как отца моего, на сих днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь получила.
Да и кто же может сказать,
долго ли просуществовала бы построенная Бородавкиным академия и
какие принесла бы она плоды?
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить.
Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы,
как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Брат лег и ― спал или не спал ― но,
как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин
долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.