Неточные совпадения
Между тем наблюдал за
другими: вот молодой человек, гардемарин, бледнеет, опускается на стул; глаза
у него тускнеют, голова клонится на сторону.
Кроме торжественных обедов во дворце или
у лорда-мэра и
других, на сто, двести и более человек, то есть на весь мир, в обыкновенные дни подают на стол две-три перемены, куда входит почти все, что едят люди повсюду.
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б
у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание
другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде.
Мне казалось, что любопытство
у них не рождается от досуга, как, например,
у нас; оно не есть тоже живая черта характера, как
у французов, не выражает жажды знания, а просто — холодное сознание, что то или
другое полезно, а потому и должно быть осмотрено.
Я не видел, чтобы в вагоне, на пароходе один взял, даже попросил,
у другого праздно лежащую около газету, дотронулся бы до чужого зонтика, трости.
Еще оставалось бы сказать что-нибудь о тех леди и мисс, которые, поравнявшись с вами на улице, дарят улыбкой или выразительным взглядом, да о портсмутских дамах, продающих всякую всячину; но и те и
другие такие же, как
у нас.
Вот тут я вспомнил все проведенные с вами двадцать четвертые декабря; живо себе воображал, что
у вас в зале и светло, и тепло и что я бы теперь сидел там с тем, с
другим, с той,
другой…
Один — невозмутимо покоен в душе и со всеми всегда одинаков; ни во что не мешается, ни весел, ни печален; ни от чего ему ни больно, ни холодно; на все согласен, что предложат
другие; со всеми ласков до дружества, хотя нет
у него
друзей, но и врагов нет.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать
у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет,
у другого темная вода закрыла глаза.
Письмо это, со многими
другими, взял английский лоцман, который провожал нас по каналу и потом съехал на рыбачьем боте
у самого Лизарда.
«Вино-то и помогает: без него устали бы», — отвечали они и, вероятно на основании этой гигиены, через полчаса остановились на горе
у другого виноградника и
другой лавочки и опять выпили.
Море… Здесь я в первый раз понял, что значит «синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас. Синий цвет там,
у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там есть
у него
другие цвета, в Балтийском, например, желтый, в
других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я вижу и синее море, какого вы не видали никогда.
У самого берега, слева от нас, виден пустой маленький островок, направо масса накиданных
друг на
друга утесов.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было
у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь
другое?
Друг на
друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или
другой ляжет спать, даже нехотя заметишь,
у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Вот, например, на одной картинке представлена драка солдат с контрабандистами: герои режут и колют
друг друга, а лица
у них сохраняют такое спокойствие, какого в подобных случаях не может быть даже
у англичан, которые тут изображены, что и составляет истинный комизм такого изображения.
Мы, не зная, каково это блюдо, брали доверчиво в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить с тем, что
у него во рту; иной, проглотив вдруг, делал гримасу, как будто говорил по-английски;
другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые, в том числе и барон, мужественно покорились своей участи.
Я воротился домой, но было еще рано;
у окна буфета мистрис Вельч и Каролина, сидя
друг подле
друга на диване, зевали по очереди.
Только я подходил шагов на пять, как они дождем проносились под носом
у меня и падали в ближайший шелковичный или
другой куст.
Я припоминал все, что читал еще
у Вальяна о мысе и о
других: описание песков, зноя, сражений со львами, о фермерах, и не верилось мне, что я еду по тем самым местам, что я в 10 000 милях от отечества.
У них оказалось множество прежнего, не выданного ими, по условию мира 1835 г., оружия, и кроме того, несмотря на строгое запрещение доставки им пороха и оружия, привезено было тайно много и того и
другого через Альгоабей.
На столе лежала Библия и
другие книги, рукоделья, тетради и т. п.,
у стены стояло фортепиано.
Немногие из них могли похвастать зеленою верхушкой или скатом, а
у большей части были одинаково выветрившиеся, серые бока, которые разнообразились
у одной — рытвиной,
у другой — горбом,
у третьей — отвесным обрывом.
Может быть, оно так бы и случилось
у другого кучера, но Вандик заберет в руки и расположит все вожжи между полуаршинными своими пальцами и начнет играть ими, как струнами, трогая то первую, то третью или четвертую.
Девицы вошли в гостиную, открыли жалюзи, сели
у окна и просили нас тоже садиться, как хозяйки не отеля, а частного дома. Больше никого не было видно. «А кто это занимается
у вас охотой?» — спросил я. «Па», — отвечала старшая. — «Вы одни с ним живете?» — «Нет;
у нас есть ма», — сказала
другая.
Другой, в пальто и круглой шляпе, на улице
у крыльца принимал деятельное участие в нашем водворении в гостиницу.
У этих племен лицо большею частью круглое, с правильными чертами, с выпуклым лбом и щеками, с толстыми губами; волосы, сравнительно с
другими, длинны, хотя и курчавы.
У них, как
у кафров, лоб вдавлен, скулы, напротив, выдаются; нос
у них больше, нежели
у других черных.
Он сказал, что отец
у него мозамбик, мать
другого племени, но не сказал какого, а зовут его Лакиди.
— «Нет, тут
другая причина, — сказал доктор, — с черными нельзя вместе сидеть: от них пахнет: они мажут тело растительным маслом, да и испарина
у них имеет особенный запах».
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а
другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что
у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
На
другой день рано мы уехали. Мальчишка-готтентот трясся сзади уже на беленькой стелленбошской лошадке. Паарльская была запряжена
у нас в карте, а устерская осталась в Стелленбоше.
И та книга ему нравится, и
другая нужна; там увидит издание, которого
у него нет, и купит книгу.
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома.
У моего товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а
другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Знаменитый мыс Доброй Надежды как будто совестится перед путешественниками за свое приторное название и долгом считает всякому из них напомнить, что
у него было прежде
другое, больше ему к лицу. И в самом деле, редкое судно не испытывает шторма
у древнего мыса Бурь.
Но это было нелегко, при качке, без Фаддеева, который где-нибудь стоял на брасах или присутствовал вверху, на ноках рей: он один знал, где что
у меня лежит. Я отворял то тот, то
другой ящик, а ящики лезли вон и толкали меня прочь. Хочешь сесть на стул — качнет, и сядешь мимо. Я лег и заснул. Ветер смягчился и задул попутный; судно понеслось быстро.
Один малаец взобрался на палубу и остался ночевать
у нас,
другие два ночевали в лодке, которая прицепилась за фрегат и шла за нами.
Я заглянул за борт: там целая флотилия лодок, нагруженных всякой всячиной, всего более фруктами. Ананасы лежали грудами, как
у нас репа и картофель, — и какие! Я не думал, чтоб они достигали такой величины и красоты. Сейчас разрезал один и начал есть: сок тек по рукам, по тарелке, капал на пол. Хотел писать письмо к вам, но меня тянуло на палубу. Я покупал то раковину, то
другую безделку, а более вглядывался в эти новые для меня лица. Что за живописный народ индийцы и что за неживописный — китайцы!
В ушах серьги непременно,
у иных по две, в верхней и нижней части уха, а
у одного продета в ухо какая-то серебряная шпилька,
у другого сережка в правой ноздре.
Китайцы светлее индийцев, которые все темно-шоколадного цвета, тогда как те просто смуглы;
у них тело почти как
у нас, только глаза и волосы совершенно черные. Они тоже ходят полуголые.
У многих старческие физиономии, бритые головы, кроме затылка, от которого тянется длинная коса, болтаясь в ногах. Морщины и отсутствие усов и бороды делают их чрезвычайно похожими на старух. Ничего мужественного, бодрого. Лица точно вылиты одно в
другое.
Посидев немного, мы пошли к капитанской гичке. За нами потянулась толпа индийцев, полагая, что мы наймем
у них лодку. Обманувшись в ожидании, они всячески старались услужить: один зажег фитиль посветить, когда мы садились,
другой подал руку и т. п. Мы дали им несколько центов (медных монет), полученных в сдачу в отеле, и отправились.
Голые китайцы, в одних юбках или шароварах, а иные только в повязках кругом поясницы, сидя в лавках или наруже
у порога, чесали длинные косы
друг другу или брили головы и подбородки.
Там высунулась из воды голова буйвола; там бедный и давно не бритый китаец, под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку
у самого рта, и время от времени достают из
другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
Столовая помещалась в особой, выстроенной на дворе деревянной, открытой со всех сторон галерее, какие
у нас делаются для игры в кегли; да тут же кстати на дворе была и
другая такая же галерея для этой игры.
Только индиец, растянувшись в лодке, спит, подставляя под лучи то один, то
другой бок; закаленная кожа
у него ярко лоснится, лучи скользят по ней, не проникая внутрь, да китайцы, с полуобритой головой, машут веслом или ворочают рулем, едучи на барке по рейду, а не то так работают около европейских кораблей, постукивая молотком или таская кладь.
У европейцев есть и то и
другое, но как охотно они бросили бы эти то и
другое, и, пожалуй, еще и третье… панталоны!
У всех в каютах висели ряды ананасов, но один из наших офицеров (с
другого судна) заметил, что из зеленых корней ананасов выползли три маленькие скорпиона, которых он принял сначала за пауков.
Надо знать, что незадолго пред тем голландцы выхлопотали себе
у другого султана, соперника первого, торговое поселение в тех же местах, именно в проливе Рио.
А
у голландцев есть обычай не пускать
других туда, где торгуют они сами.
Чему верить? и тому и
другому: что богдыханские сады устроены грандиознее и шире
других — это понятно; что
у частных людей это сжато, измельчено — тоже понятно.
Ноги
у всех более или менее изуродованы; а
у которых «от невоспитания, от небрежности родителей» уцелели в природном виде, те подделывают, под настоящую ногу,
другую, искусственную, но такую маленькую, что решительно не могут ступить на нее, и потому ходят с помощью прислужниц.