Неточные совпадения
Говорить ли о теории
ветров, о направлении и курсах корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна
была когда-то под водою, а вот это дно
было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости; начало этой страны относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
В штиль судно дремлет, при противном
ветре лавирует, то
есть виляет, обманывает
ветер и выигрывает только треть прямого пути.
А в марте, то
есть в равноденствие, там господствуют свирепые вйстовые и, следовательно, нам противные
ветры.
В Индейских морях бывают, правда, ураганы, но бывают, следовательно могут и не
быть, а противные
ветры у Горна непременно
будут.
До вечера: как не до вечера! Только на третий день после того вечера мог я взяться за перо. Теперь вижу, что адмирал
был прав, зачеркнув в одной бумаге, в которой предписывалось шкуне соединиться с фрегатом, слово «непременно». «На море непременно не бывает», — сказал он. «На парусных судах», — подумал я. Фрегат рылся носом в волнах и ложился попеременно на тот и другой бок.
Ветер шумел, как в лесу, и только теперь смолкает.
11-го января
ветер утих, погода разгулялась, море улеглось и немножко посинело, а то все
было до крайности серо, мутно; только волны, поднимаясь, показывали свои аквамаринные верхушки.
Северный
ветер дышал такой прохладой, что в байковом пальто от него трудно
было спрятаться.
12-го и 13-го января
ветер уже превратился в крепкий и жестокий, какого еще у нас не
было.
Но денька два-три прошли, перемены не
было: тот же
ветер нес судно, надувая паруса и навевая на нас прохладу. По-русски приличнее
было бы назвать пассат вечным
ветром. Он от века дует одинаково, поднимая умеренную зыбь, которая не мешает ни читать, ни писать, ни думать, ни мечтать.
Мы думали, что бездействие
ветра протянется долгие дни, но опасения наши оправдались не здесь, а гораздо южнее, по ту сторону экватора, где бы всего менее должно
было ожидать штилей.
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса висели, фрегат только качался почти на одном месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому,
ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то, в счастливом месте, пронесшегося
ветра. Появлявшиеся на горизонте тучки, казалось, несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а
ветра не
было.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по воде. Наловили ведра два — икры. Недаром видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже
были не тропики: холодно, особенно после свежего
ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
9-го мы думали
было войти в Falsebay, но ночью проскользнули мимо и очутились миль за пятнадцать по ту сторону мыса. Исполинские скалы, почти совсем черные от
ветра, как зубцы громадной крепости, ограждают южный берег Африки. Здесь вечная борьба титанов — моря,
ветров и гор, вечный прибой, почти вечные бури. Особенно хороша скала Hangklip. Вершина ее нагибается круто к средине, а основания выдается в море. Вершины гор состоят из песчаника, а основания из гранита.
День
был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими
елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых
ветров, падающих с этой горы на город и залив.
Зелень, то
есть деревья, за исключением мелких кустов, только и видна вблизи ферм, а то всюду голь, все обнажено и иссушено солнцем, убито неистовыми, дующими с моря и с гор
ветрами.
Я ждал, не
будет ли бури, тех стремительных
ветров, которые наводят ужас на стоящие на рейде суда; но жители капштатские говорят, что этого не бывает.
Не сживаюсь я с этими противоположностями: все мне кажется, что теперь весна, а здесь готовятся к зиме, то
есть к дождям и
ветрам, говорят, что фрукты отошли, кроме винограда, все.
Но стекло ни завтра, ни послезавтра, ни во вторичный мой приезд в Капштат вставлено не
было, да и теперь, я уверен, так же точно, как и прежде, в него дует
ветер и хлещет дождь, а в хорошую погоду летают комары.
Но отец Аввакум имел, что французы называют, du guignon [неудачу — фр.]. К вечеру стал подувать порывистый ветерок, горы закутались в облака. Вскоре облака заволокли все небо. А я подготовлял
было его увидеть Столовую гору, назначил пункт, с которого ее видно, но перед нами стояли горы темных туч, как будто стены, за которыми прятались и Стол и Лев. «Ну, завтра увижу, — сказал он, — торопиться нечего».
Ветер дул сильнее и сильнее и наносил дождь, когда мы вечером, часов в семь, подъехали к отелю.
Рев
ветра долетал до общей каюты, размахи судна
были все больше и больше.
По трапам еще стремились потоки, но у меня ноги уж
были по колени в воде — нечего разбирать, как бы посуше пройти. Мы выбрались наверх: темнота ужасная, вой
ветра еще ужаснее; не видно
было, куда ступить. Вдруг молния.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за
ветром не слыхать. Луны не
было.
Но это
было нелегко, при качке, без Фаддеева, который где-нибудь стоял на брасах или присутствовал вверху, на ноках рей: он один знал, где что у меня лежит. Я отворял то тот, то другой ящик, а ящики лезли вон и толкали меня прочь. Хочешь сесть на стул — качнет, и сядешь мимо. Я лег и заснул.
Ветер смягчился и задул попутный; судно понеслось быстро.
Дальнейшее тридцатиоднодневное плавание по Индийскому океану
было довольно однообразно. Начало мая не лучше, как у нас: небо постоянно облачно; редко проглядывало солнце. Ни тепло, ни холодно. Некоторые, однако ж, оделись в суконные платья — и умно сделали. Я упрямился, ходил в летнем, зато у меня не раз схватывало зубы и висок. Ожидали зюйд-вестовых
ветров и громадного волнения, которому
было где разгуляться в огромном бассейне, чистом от самого полюса; но
ветры стояли нордовые и все-таки благоприятные.
Я надеялся на эти тропики как на каменную гору: я думал, что настанет, как в Атлантическом океане, умеренный жар, ровный и постоянный
ветер; что мы войдем в безмятежное царство вечного лета, голубого неба, с фантастическим узором облаков, и синего моря. Но ничего похожего на это не
было:
ветер, качка, так что полупортики у нас постоянно
были закрыты.
Мы вышли из Гонконга 26 июня и до 5-го июля сделали всего миль триста, то
есть то, что могли бы сделать в сутки с небольшим, — так задержал нас противный восточный
ветер.
Китайцы называют ураган тайфун, то
есть сильный
ветер, а мы изменили это слово в тифон.
Иногда бросало так, что надо
было крепко ухватиться или за пушечные тали, или за первую попавшуюся веревку.
Ветер между тем завывал больше и больше. У меня дверь
была полуоткрыта, и я слышал каждый шум, каждое движение на палубе: слышал, как часа в два вызвали подвахтенных брать рифы, сначала два, потом три, спустили брам-реи, а
ветер все крепче. Часа в три утра взяли последний риф и спустили брам-стеньги. Начались сильные размахи.
Но и тут надо
было наконец закрыть окна:
ветер бросал верхушки волн на мебель, на пол, на стены.
Вечером буря разыгралась так, что нельзя
было расслышать, гудит ли
ветер, или гремит гром.
У всякого в голове, конечно, шевелились эти мысли, но никто не говорил об этом и некогда
было: надо
было действовать — и действовали. Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие! Савичу точно праздник: выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, он летал всюду, где
ветер оставлял по себе какой-нибудь разрушительный след.
Другой, также от нечего делать, пророчит: «Завтра
будет перемена,
ветер: горизонт облачен». Всем до того хочется дальше, что уверуют и ждут — опять ничего. Однажды вдруг мы порадовались
было: фрегат пошел восемь узлов, то
есть четырнадцать верст в час; я слышал это из каюты и спросил проходившего мимо Посьета...
Наконец мы вошли на первый рейд и очутились среди островов и холмов. Здесь застал нас штиль, и потом подул противный
ветер; надо
было лавировать. «Куда ж вы? — говорили японцы, не понимая лавировки, — вам надо сюда, налево». Наконец вошли и на второй рейд, на указанное место.
2-го сентября, ночью часа в два, задул жесточайший
ветер: порывы с гор, из ущелий,
были страшные. В три часа ночи, несмотря на луну, ничего не стало видно, только блистала неяркая молния, но без грома, или его не слыхать
было за
ветром.
Мы, при хорошем
ветре, можем
быть там в какую-нибудь неделю.
Сегодня жарко, а вечером поднялся крепкий
ветер; отдали другой якорь. Японцев не
было: свежо, да и незачем; притом в последний раз холодно расстались.
7-го октября
был ровно год, как мы вышли из Кронштадта. Этот день прошел скромно. Я живо вспомнил, как, год назад, я в первый раз вступил на море и зажил новою жизнью, как из покойной комнаты и постели перешел в койку и на колеблющуюся под ногами палубу, как неблагосклонно встретило нас море, засвистал
ветер, заходили волны; вспомнил снег и дождь, зубную боль — и прощанье с друзьями…
Моряки катаются непременно на парусах, стало
быть в
ветер, чего многие не любят, да еще в свежий
ветер, то
есть когда шлюпка лежит на боку и когда белоголовые волны скачут выше борта, а иногда и за борт.
Качка
была, да не сильная, хотя вчера дул свежий
ветер, ровный, резкий и холодный.
Сегодня встаем утром: теплее вчерашнего; идем на фордевинд, то
есть ветер дует прямо с кормы; ходу пять узлов и
ветер умеренный. «Свистать всех наверх — на якорь становиться!» — слышу давеча и бегу на ют. Вот мы и на якоре. Но что за безотрадные скалы! какие дикие места! ни кустика нет. Говорят,
есть деревня тут: да где же? не видать ничего, кроме скал.
Ветер, к счастию,
был попутный, течение тоже; мы шли узлов семь с лишком.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них одна длинная мачта с длинным парусом. Борты лодки, при боковом
ветре, идут наравне с линией воды, и нос зарывается в волнах, но лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих больших лодках рыбаки выходят в море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то
есть около двухсот пятидесяти верст.
С полудня начался отлив; течение
было нам противное,
ветер тоже.
Мы с любопытством смотрели на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился за руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли на другую сторону, но шкуна не поворачивала;
ветер ударил сильно — она все стоит: мы
были на мели. «Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим матросам. Отдали, и шкуна, располагавшая лечь на бок, выпрямилась, но с мели уже не сходила.
Он пробовал зажечь город, но и то неудачно: выгорело одно предместье, потому что город зажжен
был против
ветра и огонь не распространился.
В день, назначенный для второй конференции, погода
была ужасная:
ветер штормовой ревел с ночи, дождь лил как из ведра.
Последние два дня дул крепкий, штормовой
ветер; наконец он утих и позволил нам зайти за рифы, на рейд. Это
было сделано с рассветом; я спал и ничего не видал. Я вышел на палубу, и берег представился мне вдруг, как уже оконченная, полная картина, прихотливо изрезанный красивыми линиями, со всеми своими очаровательными подробностями, в красках, в блеске.
Дорога пошла в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны в этих климатах. Каков жар должен
быть летом! Хорошо еще, что
ветер с моря приносит со всех сторон постоянно прохладу! А всего в 26-м градусе широты лежат эти благословенные острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей стороны.
Был туман и свежий
ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно
было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через два корабль стоял уже близ нас на якоре.
С наших судов подали ему немедленную помощь: не
будь этого, он бы скоро не снялся и при первом свежем
ветре разбился бы в щепы; он и сам засвидетельствовал это.