— От многого. От неспособности сжиться с этим миром-то; от неуменья отстоять себя; от недостатка сил
бороться с тем, что не всякий поборет. Есть люди, которым нужно, просто необходимо такое безмятежное пристанище, и пристанище это существует, а если не отжила еще потребность в этих учреждениях-то, значит, всякий молокосос не имеет и права называть их отжившими и поносить в глаза людям, дорожащим своим тихим приютом.
Поднялся частый дождь, и отовсюду стал надвигаться мрак осенней длинной ночи. Быстро и глухо он заполнил пустую дачу; бесшумно выползал он из кустов и вместе с дождем лился с неприветного неба. На террасе, с которой была снята парусина, отчего она казалась обширной и странно пустой, свет долго еще
боролся с тьмою и печально озарял следы грязных ног, но скоро уступил и он.
В хаотическом виде все эти мысли мелькали в голове помпадура. Одну минуту ему даже померещилось, что он как будто совсем лишний человек, вроде пятого колеса в колеснице; но в следующее затем мгновение эта мысль представилась ему до того обидною и дикою, что он даже весь покраснел от негодования. А так как он вообще не мог порядком разобраться с своими мыслями, то выходили какие-то душевные сумерки, в которых свет хотя и
борется с тьмою, но в конце концов тьма все-таки должна остаться победительницею.
Неточные совпадения
Уже при первом свидании
с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое время он
боролся с своею догадкою, принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем чаще повторялись свидания,
тем мучительнее становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько
то отношение к делу Серпуховского, уже думающего
бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в
той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Одно, чего он не мог вырвать из своего сердца, несмотря на
то, что он не переставая
боролся с этим чувством, это было доходящее до отчаяния сожаление о
том, что он навсегда потерял ее.
Алексей Александрович помолчал и потер рукою лоб и глаза. Он увидел, что вместо
того, что он хотел сделать,
то есть предостеречь свою жену от ошибки в глазах света, он волновался невольно о
том, что касалось ее совести, и
боролся с воображаемою им какою-то стеной.
В особенности было обидно
то, что Левин не мог никак понять,
с кем он
борется, кому выгода оттого, что его дело не кончается.