Неточные совпадения
Все, что я говорю, очень важно; путешественнику стыдно заниматься будничным делом: он должен посвящать себя преимущественно
тому, чего уж
нет давно, или
тому, что, может быть, было,
а может быть, и
нет.
Оно, пожалуй, красиво смотреть со стороны, когда на бесконечной глади вод плывет корабль, окрыленный белыми парусами, как подобие лебедя,
а когда попадешь в эту паутину снастей, от которых проходу
нет,
то увидишь в этом не доказательство силы,
а скорее безнадежность на совершенную победу.
Особенно в белье; скатерти — ослепительной белизны,
а салфетки были бы тоже, если б они были, но их
нет, и вам подадут салфетку только по настойчивому требованию — и
то не везде.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию:
та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и
того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные,
а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в
том числе и наш.
Приезжайте через год, вы, конечно, увидите
тот же песок,
те же пальмы счетом, валяющихся в песке негров и негритянок,
те же шалаши,
то же голубое небо с белым отблеском пламени, которое мертвит и жжет все, что не прячется где-нибудь в ущелье, в тени утесов, когда
нет дождя,
а его не бывает здесь иногда по нескольку лет сряду.
«Теперь
нет реки, — продолжал он, — или вон, пожалуй, она в
той канаве,
а зимой это все на несколько миль покрывается водой.
Напрасно, однако ж, я глазами искал этих лесов: они растут по морским берегам,
а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии,
то есть верст на тысячу, почва покрыта мелкими кустами на песчаной почве да искусственно возделанными садами около ферм,
а за границами, кроме редких оазисов, и этого
нет.
Мы, конечно, не доживем до
той поры, когда одни из Алжира,
а другие от Капштата сойдутся где-нибудь внутри; но
нет сомнения, что сойдутся.
— «Зачем же: разве
та не годилась?» — «О
нет, я ее на обратном пути опять куплю,
а эту, пегую, я променяю с барышом в Устере».
— «
А ту в Капштат возьмешь?» — «
Нет, променяю в Стелленбоше на маленькую, беленькую».
Кучера, несмотря на водку, решительно объявили, что день чересчур жарок и дальше ехать кругом всей горы
нет возможности. Что с ними делать: браниться? — не поможет. Заводить процесс за десять шиллингов — выиграешь только десять шиллингов,
а кругом Льва все-таки не поедешь. Мы велели
той же дорогой ехать домой.
«
Нет,
а что?» — «То-то я вас никогда не видал, да и по разговору слышно, что вы иностранец.
Пища — горсть рису, десерт — ананас, стоящий грош,
а если
нет гроша,
а затем и ананаса,
то первый выглянувший из-за чужого забора и ничего не стоящий банан,
а нет и этого, так просто поднятый на земле упавший с дерева мускатный орех.
Одни утверждают, что у китайцев вовсе
нет чистого вкуса, что они насилуют природу, устраивая у себя в садах миньятюрные горы, озера, скалы, что давно признано смешным и уродливым;
а один из наших спутников, проживший десять лет в Пекине, сказывал, что китайцы, напротив, вернее всех понимают искусство садоводства, что они прорывают скалы, дают по произволу течение ручьям и устраивают все
то, о чем сказано, но не в таких жалких,
а, напротив, грандиозных размерах и что пекинские богдыханские сады представляют неподражаемый образец в этом роде.
Жарко, движения в атмосфере
нет,
а между
тем иногда вдруг появлялись грозные и мрачные тучи.
«На парусах!» — подумывал я, враг обедов на траве, особенно impromptu, чаев на открытом воздухе, где
то ложки
нет,
то хлеб с песком или чай с букашками. Но нечего делать, поехал;
а жарко, палит.
Этим фактом некоторые из моих товарищей хотели доказать
ту теорию, что будто бы растительные семена или пыль разносятся на огромное расстояние ветром, оттого-де такие маленькие острова, как Бонин-Cима, и притом волканического происхождения, не имевшие первобытной растительности, и заросли,
а змей-де и разных гадин занести ветром не могло, оттого их и
нет.
«
А что, если б у японцев взять Нагасаки?» — сказал я вслух, увлеченный мечтами. Некоторые засмеялись. «Они пользоваться не умеют, — продолжал я, — что бы было здесь, если б этим портом владели другие? Посмотрите, какие места! Весь Восточный океан оживился бы торговлей…» Я хотел развивать свою мысль о
том, как Япония связалась бы торговыми путями, через Китай и Корею, с Европой и Сибирью; но мы подъезжали к берегу. «Где же город?» — «Да вот он», — говорят. «Весь тут? за мысом ничего
нет? так только-то?»
Не говорю уже о чиновниках:
те и опрятно и со вкусом одеты; но взглянешь и на нищего, видишь наготу или разорванный халат,
а пятен, грязи
нет.
С баниосами были переводчики Льода и Cьоза. Я вслушивался в японский язык и нашел, что он очень звучен. В нем гласные преобладают, особенно в окончаниях.
Нет ничего грубого, гортанного, как в прочих восточных языках.
А баниосы сказали, что русский язык похож будто на китайский, — спасибо! Мы заказали привезти много вещей, вееров, лакированных ящиков и
тому подобного. Не знаем, привезут ли.
Кичибе извивался, как змей, допрашиваясь, когда идем, воротимся ли, упрашивая сказать день, когда выйдем, и т. п. Но ничего не добился. «Спудиг (скоро), зер спудиг», — отвечал ему Посьет. Они просили сказать об этом по крайней мере за день до отхода — и
того нет. На них, очевидно, напала тоска. Наступила их очередь быть игрушкой. Мы мистифировали их, ловко избегая отвечать на вопросы. Так они и уехали в тревоге, не добившись ничего,
а мы сели обедать.
Японцы уехали с обещанием вечером привезти ответ губернатора о месте. «Стало быть, о прежнем,
то есть об отъезде, уже
нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто стирая прежние слова.
А мы начали толковать о предстоящих переменах в нашем плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
А нет, конечно, народа смирнее, покорнее и учтивее китайца, исключая кантонских:
те, как и всякая чернь в больших городах, груба и бурлива.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных
нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром,
а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «Если в субботу, — сказано им (
а это было в среду), — они не приедут,
то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «
а там делайте, как хотите», — прибавили они.
Живо убрали с палубы привезенные от губернатора конфекты и провизию и занялись распределением подарков с нашей стороны. В этот же вечер с баниосами отправили только подарок первому губернатору, Овосаве Бунго-но: малахитовые столовые часы, с группой бронзовых фигур, да две хрустальные вазы. Кроме
того, послали ликеров, хересу и несколько голов сахару. У них рафинаду
нет,
а есть только сахарный песок.
Нет, нельзя, надо губернатора спросить,
а тот отнесется в совет, совет к сиогуну,
тот к микадо — и пошло!
Мы между
тем переходили от чашки к чашке, изредка перекидываясь друг с другом словом. «Попробуйте, — говорил мне вполголоса Посьет, — как хорош винегрет из раков в синей чашке. Раки посыпаны тертой рыбой или икрой; там зелень, еще что-то». — «Я ее всю съел, — отвечал я, —
а вы пробовали сырую рыбу?» — «
Нет, где она?» — «Да вот нарезана длинными тесьмами…» — «Ах! неужели это сырая рыба?
а я почти половину съел!» — говорил он с гримасой.
—
Нет,
нет! у нас производится всего этого только для самих себя, — с живостью отвечал он, — и
то рис едим мы, старшие,
а низший класс питается бобами и другими овощами.
Прежде всего они спросили, «какие мы варвары, северные или южные?»
А мы им написали, чтоб они привезли нам кур, зелени, рыбы,
а у нас взяли бы деньги за это, или же ром, полотно и
тому подобные предметы. Старик взял эту записку, надулся, как петух, и, с комическою важностью, с амфазом, нараспев, начал декламировать написанное. Это отчасти напоминало мерное пение наших нищих о Лазаре. Потом, прочитав, старик написал по-китайски в ответ, что «почтенных кур у них
нет».
А неправда: наши видели кур.
Если б еще можно было свободно проникнуть в города, посмотреть других жителей, их быт,
а то не пускают. В природе
нет никаких ярких особенностей: местность интересна настолько или потолику, сказал бы ученый путешественник, поколику она нова, как всякая новая местность.
П.
А. Тихменев, взявшийся заведовать и на суше нашим хозяйством,
то и дело ходит в пакгауз и всякий раз воротится
то с окороком,
то с сыром, поминутно просит денег и рассказывает каждый день раза три, что мы будем есть, и даже — чего не будем. «
Нет, уж курочки и в глаза не увидите, — говорит он со вздохом, — котлет и рису, как бывало на фрегате, тоже не будет. Ах, вот забыл:
нет ли чего сладкого в здешних пакгаузах? Сбегаю поскорей; черносливу или изюму: компот можно есть». Схватит фуражку и побежит опять.
Погода вчера чудесная, нынче хорошее утро. Развлечений никаких, разве только наблюдаешь, какая новая лошадь попалась: кусается ли, лягается или просто ленится. Они иногда лукавят. В этих уже
нет той резигнации, как по
ту сторону Станового хребта. Если седло ездит и надо подтянуть подпругу, лошадь надует брюхо — и подтянуть нельзя. Иному достанется горячая лошадь; вон такая досталась Тимофею. Лошадь начинает горячиться,
а кастрюли, привязанные
О дичи я не спрашивал, водится ли она, потому что не проходило ста шагов, чтоб из-под ног лошадей не выскочил
то глухарь,
то рябчик. Последние летали стаями по деревьям. На озерах, в двадцати саженях, плескались утки. «
А есть звери здесь?» — спросил я. «Никак нет-с, не слыхать: ушканов только много, да вот бурундучки еще». — «
А медведи, волки?..» — «И не видать совсем».
Дорога была прекрасная,
то есть грязная, следовательно для лошадей очень нехорошая, но седоку мягко. Везде луга и сено,
а хлеба
нет; из города привозят. Видел якутку, одну, наконец, хорошенькую и, конечно, кокетку.
«
А там есть какая-нибудь юрта, на
том берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако
нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?» — «
А на берегу: что им доспеется?
А не
то так в лодке останутся: не азойно будет» (
то есть: «Не тяжело»). Я задумался: провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
Я пригласил его пить чай. «У нас чаю и сахару
нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем
нет?» — «Всего раза на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «
А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много сахару и чаю?» — заметил я. «Кабы вы одни кушали,
а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «Без комплиментов! давай что есть!»
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом,
а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе,
а летом на заимках (дачах), под камнем, «
то есть камня никакого
нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше,
то чтоб я спешил,
а то по Лене осенью ехать нельзя,
а берегом худо и т. п.
Если хотите сделать ее настоящей поварней,
то привезите с собой повара, да кстати уж и провизии,
а иногда и дров, где лесу
нет; не забудьте взять и огня: попросить не у кого, соседей
нет кругом; прямо на тысячу или больше верст пустыня, направо другая, налево третья и т. д.
Но вы, вероятно, знаете это из книги г-на Бетлинка, изданной в С.-Петербурге: «Uеber die jakutische Sprache» [«О языке якутов» — нем.],
а если
нет,
то загляните в нее из любопытства.
Я так думал вслух, при купцах, и они согласились со мною. С общей точки зрения оно очень хорошо;
а для этих пяти, шести, десяти человек —
нет. Торговля в этой малонаселенной части империи обращается, как кровь в жилах, помогая распространению народонаселения. Одно место глохнет, другое возникает рядом, потом третье и т. д.,
а между
тем люди разбредутся в разные стороны, оснуются в глуши и вместо золота начнут добывать из земли что-нибудь другое.
Вы с морозу, вам хочется выпить рюмку вина, бутылка и вино составляют одну ледяную глыбу: поставьте к огню — она лопнет,
а в обыкновенной комнатной температуре не растает и в час; захочется напиться чаю — это короче всего, хотя хлеб тоже обращается в камень, но он отходит скорее всего; но вынимать одно что-нибудь,
то есть чай — сахар, нельзя: на морозе
нет средства разбирать, что взять, надо тащить все: и вот опять возни на целый час — собирать все!
Так кончилась эта экспедиция, в которую укладываются вся «Одиссея» и «Энеида» — и ни Эней, с отцом на плечах, ни Одиссей не претерпели и десятой доли
тех злоключений, какие претерпели наши аргонавты, из которых «иных уж
нет,
а те далече!»