Неточные совпадения
«Нехорошо говорю! — думал он, — любовь
и дружба не вечны? не смеется ли
надо мною дядюшка? Неужели здесь
такой порядок? Что же Софье
и нравилось во мне особенно, как не дар слова? А любовь ее неужели не вечна?..
И неужели здесь в самом деле не ужинают?»
Он думает
и чувствует по-земному, полагает, что если мы живем на земле,
так и не
надо улетать с нее на небо, где нас теперь пока не спрашивают, а заниматься человеческими делами, к которым мы призваны.
— До этого не
надо допускать; а если б
и случился
такой грех,
так можно поискуснее расхолодить.
— Я говорю: «Ну где теперь Александру Федорычу быть? — продолжала Марья Михайловна, — уж половина пятого». — «Нет, говорит, maman,
надо подождать, — он будет». Смотрю, три четверти: «Воля твоя, говорю я, Наденька: Александр Федорыч, верно, в гостях, не будет; я проголодалась». — «Нет, говорит, еще подождать
надо, до пяти часов».
Так и проморила меня. Что, неправда, сударыня?
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча в лавочке на грош уксусу взял да на гривну капусты, завтра
надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз
и не поверит —
такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог —
и спать. В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
Александр взбесился
и отослал в журнал, но ему возвратили
и то
и другое. В двух местах на полях комедии отмечено было карандашом: «Недурно» —
и только. В повести часто встречались следующие отметки: «Слабо, неверно, незрело, вяло, неразвито»
и проч., а в конце сказано было: «Вообще заметно незнание сердца, излишняя пылкость, неестественность, все на ходулях, нигде не видно человека… герой уродлив…
таких людей не бывает… к напечатанию неудобно! Впрочем, автор, кажется, не без дарования,
надо трудиться!..»
— Это простуда; сохрани боже! не
надо запускать, вы
так уходите себя… может воспаление сделаться;
и никаких лекарств! Знаете что? возьмите-ка оподельдоку, да
и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
— Я был виноват тогда. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово: вы не услышите ни одного упрека. Не отказывайте мне, может быть, в последний раз. Объяснение необходимо: ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того случилось много
такого… что… словом — мне
надо повторить вопрос. Сядьте
и продолжайте играть: маменька лучше не услышит; ведь это не в первый раз…
—
Надо было не предчувствовать, а предвидеть, то есть знать — это вернее — да
и действовать
так.
Не
надо было допускать их сближаться до короткости, а расстроивать искусно, как будто ненарочно, их свидания с глазу на глаз, быть всюду вместе, ездить с ними даже верхом,
и между тем тихомолком вызывать в глазах ее соперника на бой
и тут-то снарядить
и двинуть вперед все силы своего ума, устроить главную батарею из остроумия, хитрости да
и того… открывать
и поражать слабые стороны соперника
так, как будто нечаянно, без умысла, с добродушием, даже нехотя, с сожалением,
и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой человек рисуется перед красавицей.
Надо было заметить, что ее поражает
и ослепляет более всего в нем,
и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в обыкновенном виде, показать, что новый герой…
так себе…
и только для нее надел праздничный наряд…
— Чего доброго: от него станется! Раз он
и так дал там, у себя в департаменте, чиновнику денег за искренние излияния… Вот кто-то позвонил: не он ли? Что
надо сделать? повтори: дать ему нагоняй… еще что? денег?
«
Так тебе
и надо, думаю, болван!» Ай да Александр! вот племянник!
А досада
так и грызла его: ну, хоть, пожалуй, администратором или эскадронным командиром… да нет: время ушло,
надо начинать с азбуки.
— Э! ma tante! охота вам смеяться
надо мной! Вы забыли русскую пословицу: лежачего не бьют. У меня таланта нет, решительно нет. У меня есть чувство, была горячая голова; мечты я принял за творчество
и творил. Недавно еще я нашел кое-что из старых грехов, прочел —
и самому смешно стало. Дядюшка прав, что принудил меня сжечь все, что было. Ах, если б я мог воротить прошедшее! Не
так я распорядился им.
— То есть я старался представить тебе жизнь, как она есть, чтоб ты не забирал себе в голову, чего нет. Я помню, каким ты молодцом приехал из деревни:
надо ж было предостеречь тебя, что здесь
таким быть нельзя. Я предостерег тебя, может быть, от многих ошибок
и глупостей: если б не я, ты бы их еще не столько наделал!
—
Так непременно
и надо следовать всему, что выдумает твой век? — спросила она, —
так все
и свято, все
и правда?
— Куда, сударыня! придут, да коли застанут без дела,
так и накинутся. «Что, говорят, ничего не делаешь? Здесь, говорят, не деревня,
надо работать, говорят, а не на боку лежать! Все, говорят, мечтаешь!» А то еще
и выбранят…
—
Так это для меня! — сказала Лизавета Александровна, едва приходя в себя, — нет, Петр Иваныч! — живо заговорила она, сильно встревоженная, — ради бога, никакой жертвы для меня! Я не приму ее — слышишь ли? решительно не приму! Чтоб ты перестал трудиться, отличаться, богатеть —
и для меня! Боже сохрани! Я не стою этой жертвы! Прости меня: я была мелка для тебя, ничтожна, слаба, чтобы понять
и оценить твои высокие цели, благородные труды… Тебе не
такую женщину
надо было…
Неточные совпадения
«Не
надо бы
и крылышек, // Кабы нам только хлебушка // По полупуду в день, — //
И так бы мы Русь-матушку // Ногами перемеряли!» — // Сказал угрюмый Пров.
— А кто сплошал,
и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, //
Так смех
и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — //
Так тем
и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется вам // Смеяться
надо мной!» //
И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки //
Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // —
И все-то вы, // Я вижу, дураки!
А если
и действительно // Свой долг мы ложно поняли //
И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью //
И жить чужим трудом, //
Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную //
И думал век
так жить… //
И вдруг… Владыко праведный!..»