Неточные совпадения
История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней, как обо
всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, так же как и обо
всем, замолчали. Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет. Многие ли в итоге годов своей
жизни начтут десять счастливых? Зато вот настал и миг утраты! Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка —
все прощай!
Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился
на разлуку? Ему было двадцать лет.
Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька
все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки. И старый кот, Васька, был к нему, кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.
Природу, ласки матери, благоговение няньки и
всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки —
все эти блага, которые так дорого ценятся
на склоне
жизни, он весело менял
на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести.
Александр был избалован, но не испорчен домашнею
жизнью. Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только
на добрые его стороны, развили, например, в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко
всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по себе только форма;
все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.
Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при
всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда
на жизнь и не приготовила его
на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди.
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять
на меня; а мнение свое сказать, изволь — не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь
на удачу. У вас там свой взгляд
на жизнь: как переработаешь его? Вы помешались
на любви,
на дружбе, да
на прелестях
жизни,
на счастье; думают, что
жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а дела не делают… как я отучу тебя от
всего этого? — мудрено!
А живучи вместе, живут потом привычкой, которая, скажу тебе
на ухо, сильнее всякой любви: недаром называют ее второй натурой; иначе бы люди не перестали терзаться
всю жизнь в разлуке или по смерти любимого предмета, а ведь утешаются.
— А зато, когда настанет, — перебил дядя, — так подумаешь — и горе пройдет, как проходило тогда-то и тогда-то, и со мной, и с тем, и с другим. Надеюсь, это не дурно и стоит обратить
на это внимание; тогда и терзаться не станешь, когда разглядишь переменчивость
всех шансов в
жизни; будешь хладнокровен и покоен, сколько может быть покоен человек.
— Ну, в твоих пяти словах
все есть, чего в
жизни не бывает или не должно быть. С каким восторгом твоя тетка бросилась бы тебе
на шею! В самом деле, тут и истинные друзья, тогда как есть просто друзья, и чаша, тогда как пьют из бокалов или стаканов, и объятия при разлуке, когда нет разлуки. Ох, Александр!
— Нет, Наденька, нет, мы будем счастливы! — продолжал он вслух. — Посмотри вокруг: не радуется ли
все здесь, глядя
на нашу любовь? Сам бог благословит ее. Как весело пройдем мы
жизнь рука об руку! как будем горды, велики взаимной любовью!
Тут она мысленно пробежала
весь период своей замужней
жизни и глубоко задумалась. Нескромный намек племянника пошевелил в ее сердце тайну, которую она прятала так глубоко, и навел ее
на вопрос: счастлива ли она?
В этом мире небо кажется чище, природа роскошнее; разделять
жизнь и время
на два разделения — присутствие и отсутствие,
на два времени года — весну и зиму; первому соответствует весна, зима второму, — потому что, как бы ни были прекрасны цветы и чиста лазурь неба, но в отсутствии
вся прелесть того и другого помрачается; в целом мире видеть только одно существо и в этом существе заключать вселенную…
— Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе… Да и вообще противно, гадко смотреть
на людей, жить с ними!
Все их мысли, слова, дела —
все зиждется
на песке. Сегодня бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с ног, делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра — и забыли о вчерашнем и бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают; сегодня горячи, нежны, завтра холодны… нет! как посмотришь — страшна, противна
жизнь! А люди!..
«Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он не глуп, но что-то не путем сердит
на весь мир. В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он! Верно, разочарованный. О, боже! когда переведется этот народ? Как жаль, что от фальшивого взгляда
на жизнь гибнет у нас много дарований в пустых, бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях к тому, к чему они не призваны».
На некоторое время свобода, шумные сборища, беспечная
жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но
все одно да одно, обеды у рестораторов, те же лица с мутными глазами; ежедневно
все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем. Слабый организм тела и душа Александра, настроенная
на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
Теперь он желал только одного: забвения прошедшего, спокойствия, сна души. Он охлаждался более и более к
жизни,
на все смотрел сонными глазами. В толпе людской, в шуме собраний он находил скуку, бежал от них, а скука за ним.
Оставьте, не читайте! глядите
на все с улыбкой, не смотрите вдаль, живите день за днем, не разбирайте темных сторон в
жизни и людях, а то…
И Александр не бежал. В нем зашевелились
все прежние мечты. Сердце стало биться усиленным тактом. В глазах его мерещились то талия, то ножка, то локон Лизы, и
жизнь опять немного просветлела. Дня три уж не Костяков звал его, а он сам тащил Костякова
на рыбную ловлю. «Опять! опять прежнее! — говорил Александр, — но я тверд!» — и между тем торопливо шел
на речку.
— И это свято, что любовь не главное в
жизни, что надо больше любить свое дело, нежели любимого человека, не надеяться ни
на чью преданность, верить, что любовь должна кончаться охлаждением, изменой или привычкой? что дружба привычка? Это
все правда?
— Да, в деревню: там ты увидишься с матерью, утешишь ее. Ты же ищешь покойной
жизни: здесь вон тебя
все волнует; а где покойнее, как не там,
на озере, с теткой… Право, поезжай! А кто знает? может быть, ты и того… Ох!