Жизнь Александра разделялась на две половины. Утро поглощала служба. Он рылся в запыленных делах, соображал вовсе не касавшиеся до него обстоятельства, считал
на бумаге миллионами не принадлежавшие ему деньги. Но порой голова отказывалась думать за других, перо выпадало из рук, и им овладевала та сладостная нега, на которую сердился Петр Иваныч.
— Нет, не мечтали. Там вы поняли, растолковали себе жизнь; там вы были прекрасны, благородны, умны… Зачем не остались такими? Зачем это было только на словах,
на бумаге, а не на деле? Это прекрасное мелькнуло, как солнце из-за туч — на одну минуту…
Неточные совпадения
Александр вынул лист
бумаги и взял перо, а Петр Иваныч, глядя
на прочтенное им письмо, диктовал...
И какие лица увидел он тут!
На улице как будто этакие и не встречаются и не выходят
на божий свет: тут, кажется, они родились, выросли, срослись с своими местами, тут и умрут. Поглядел Адуев пристально
на начальника отделения: точно Юпитер-громовержец; откроет рот — и бежит Меркурий с медной бляхой
на груди; протянет руку с
бумагой — и десять рук тянутся принять ее.
— Тебе решительно улыбается фортуна, — говорил Петр Иваныч племяннику. — Я сначала целый год без жалованья служил, а ты вдруг поступил
на старший оклад; ведь это семьсот пятьдесят рублей, а с наградой тысяча будет. Прекрасно
на первый случай! Начальник отделения хвалит тебя; только говорит, что ты рассеян: то запятых не поставишь, то забудешь написать содержание
бумаги. Пожалуйста, отвыкни: главное дело — обращай внимание
на то, что у тебя перед глазами, а не заносись вон куда.
Александр обеими руками схватил
бумагу и спрятал в карман. Петр Иваныч посмотрел
на него.
Тогда Александр опрокидывался
на спинку стула и уносился мысленно в место злачно, в место покойно, где нет ни
бумаг, ни чернил, ни странных лиц, ни вицмундиров, где царствуют спокойствие, нега и прохлада, где в изящно убранной зале благоухают цветы, раздаются звуки фортепиано, в клетке прыгает попугай, а в саду качают ветвями березы и кусты сирени. И царицей всего этого — она…
Вот он сидит в вольтеровских креслах. Перед ним лист
бумаги,
на котором набросано несколько стихов. Он то наклонится над листом и сделает какую-нибудь поправку или прибавит два-три стиха, то опрокинется
на спинку кресел и задумается.
На губах блуждает улыбка; видно, что он только лишь отвел их от полной чаши счастия. Глаза у него закроются томно, как у дремлющего кота, или вдруг сверкнут огнем внутреннего волнения.
В изящной прозе он был менее счастлив. Он написал комедию, две повести, какой-то очерк и путешествие куда-то. Деятельность его была изумительна,
бумага так и горела под пером. Комедию и одну повесть сначала показал дяде и просил сказать, годится ли? Дядя прочитал
на выдержку несколько страниц и отослал назад, написав сверху: «Годится для… перегородки!»
Он растолкал Евсея, показал ему
на дверь,
на свечку и погрозил тростью. В третьей комнате за столом сидел Александр, положив руки
на стол, а
на руки голову, и тоже спал. Перед ним лежала
бумага. Петр Иваныч взглянул — стихи.
— Вот, ma tante, — сказал он, — доказательство, что дядюшка не всегда был такой рассудительный, насмешливый и положительный человек. И он ведал искренние излияния и передавал их не
на гербовой
бумаге, и притом особыми чернилами. Четыре года таскал я этот лоскуток с собой и все ждал случая уличить дядюшку. Я было и забыл о нем, да вы же сами напомнили.
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я не знаю, как могло начальство поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно. Не прикажете ли, я все это изложу лучше
на бумаге?
— Куда ж еще вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости и могилы — все вам остается, перевод только
на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте, по крайней мере.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да зачем же?.. А впрочем, тут и чернила, только
бумаги — не знаю… Разве
на этом счете?
Добчинский. А, это Антон Антонович писали
на черновой
бумаге по скорости: там какой-то счет был написан.
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь
бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу
на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Но
бумага не приходила, а бригадир плел да плел свою сеть и доплел до того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее, как корни и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал
на съезжую почти весь город, так что не было дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
Потом остановились
на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки
бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».