Неточные совпадения
— Вот еще выдумал! — накинулась на него Аграфена, — что
ты меня всякому навязываешь, разве я какая-нибудь…
Пошел вон отсюда! Много вашего брата, всякому стану вешаться на шею: не таковская! С
тобой только, этаким лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь… а то выдумал!
Женился бы,
послал бы бог
тебе деточек, а я бы нянчила их — и жил бы без горя, без забот, и прожил бы век свой мирно, тихо, никому бы не позавидовал; а там, может, и не будет хорошо, может, и помянешь слова мои…
Отними он у меня все: здоровье, жизнь,
пошли слепоту —
тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро…
— И
ты туда же! — говорил Евсей, целуя ее, — ну, прощай, прощай!
пошла теперь, босоногая, в избу!
Впрочем, когда я дома обедаю, то милости прошу и
тебя, а в другие дни — здесь молодые люди обыкновенно обедают в трактире, но я советую
тебе посылать за своим обедом: дома и покойнее и не рискуешь столкнуться бог знает с кем.
— Нужды нет,
ты все-таки
пошли: может быть, он поумнее станет: это наведет его на разные новые мысли; хоть вы кончили курс, а школа ваша только что начинается.
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца, как
ты, — много будет проку! в первый год с ума сойдет, а там и
пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее же горничную, потому что права-то природы, о которых
ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает
тебе того… а без состояния так еще хуже! есть, говорит, нечего!
«Да, твой, вечно твой», — прибавлял он. Впереди улыбалась
слава, и венок, думал он, сплетет ему Наденька и перевьет лавр миртами, а там… «Жизнь, жизнь, как
ты прекрасна! — восклицал он. — А дядя? Зачем смущает он мир души моей? Не демон ли это, посланный мне судьбою? Зачем отравляет он желчью все мое благо? не из зависти ли, что сердце его чуждо этим чистым радостям, или, может быть, из мрачного желания вредить… о, дальше, дальше от него!.. Он убьет, заразит своею ненавистью мою любящую душу, развратит ее…»
— Что
ты? что с
тобой? что
ты кричишь? — спросила встревоженная мать,
идя ей навстречу.
— Что! уж
ты идешь? вина не хочешь выпить?..
— Видишь ли? сам во всем кругом виноват, — примолвил Петр Иваныч, выслушав и сморщившись, — сколько глупостей наделано! Эх, Александр, принесла
тебя сюда нелегкая! стоило за этим ездить!
Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с теткой. Ну, как можно так ребячиться, делать сцены… беситься? фи! Кто нынче это делает? Что, если твоя… как ее? Юлия… расскажет все графу? Да нет, этого опасаться нечего,
слава богу! Она, верно, так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала…
— А
ты так его и оставил? — спросила она, — бедный! Пусти меня, я
пойду к нему.
— Ну, так
ты ничего не смыслишь.
Пойдем дальше.
Ты говоришь, что у
тебя нет друзей, а я все думал, что у
тебя их трое.
Посуди сам:
ты приобретешь
славу, почет, может быть, еще бессмертие, а я останусь темным человеком и принужден буду довольствоваться названием полезного труженика.
— А! издевается! Не с тех ли пор
ты разлюбил Крылова, как увидел у него свой портрет! A propos! знаешь ли, что твоя будущая
слава, твое бессмертие у меня в кармане? но я желал бы лучше, чтоб там были твои деньги: это вернее.
— Нет, теперь нет. Не
послать ли за ней? Евсей! Опять заснул: смотри, там мою шинель у
тебя под носом украдут! Сходи скорее ко мне, спроси там у Василья толстую тетрадь, что лежит в кабинете на бюро, и принеси сюда.
— Напротив, тут-то и будет. Если б
ты влюбился,
ты не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и
пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь… да
ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как свои пять пальцев. Он, как увидит, что ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне это только и нужно… Слушай, Александр, это очень важно для меня: если
ты это сделаешь — помнишь две вазы, что понравились
тебе на заводе? они — твои: только пьедестал
ты сам купи.
—
Пошел вон! — сказал он, —
ты дурак!
—
Пошел, говорю
тебе,
пошел! — закричал Александр, почти плача, —
ты измучил меня,
ты своими сапогами сведешь меня в могилу…
ты… варвар!
— Про
тебя уж начинают поговаривать, что
ты того… этак… тронулся от любви, делаешь бог знает что, водишься с какими-то чудаками… Я бы для одного этого
пошел.
— А роскошь умственных и душевных наслаждений, а искусство… — начал было Петр Иваныч, подделываясь под тон Александра. —
Ты можешь
идти вперед: твое назначение выше; долг твой призывает
тебя к благородному труду… А стремления к высокому — забыл?
—
Пойдем, полно тут сидеть, — сказал он, морщась и дрожа от холода, — посмотри, у
тебя руки посинели;
ты озябла. Лиза! слышишь ли?
пойдем.
Александр молча подал ему руку. Антон Иваныч
пошел посмотреть, все ли вытащили из кибитки, потом стал сзывать дворню здороваться с барином. Но все уже толпились в передней и в сенях. Он всех расставил в порядке и учил, кому как здороваться: кому поцеловать у барина руку, кому плечо, кому только полу платья, и что говорить при этом. Одного парня совсем прогнал, сказав ему: «
Ты поди прежде рожу вымой да нос утри».
— «
Пошел, говорят, вон:
ты дурак!»
— Может быть,
тебе скучно одному: я за соседями
пошлю.
—
Ты знаешь, Лиза, — сказал он, — какую роль я играю в службе: я считаюсь самым дельным чиновником в министерстве. Нынешний год буду представлен в тайные советники и, конечно, получу. Не думай, чтоб карьера моя кончилась этим: я могу еще
идти вперед… и
пошел бы…
— Я никогда не сомневалась в твоих способностях, — сказала она. — Я вполне уверена, что
ты не остановишься на половине дороги, а
пойдешь до конца…
— Слушай еще.
Тебе известно, что я расчелся со своими компаньонами и завод принадлежит мне одному. Он приносит мне до сорока тысяч чистого барыша, без всяких хлопот. Он
идет как заведенная машина.
— Александр! — свирепо сказал Петр Иваныч, —
пойдем на минуту ко мне в кабинет: мне нужно сказать
тебе одно слово.
— Поговорим лучше о
тебе, — сказал он, —
ты, кажется,
идешь по моим следам…
— Все это прекрасно, разумеется кроме боли в пояснице, — продолжал Петр Иваныч, — я, признаюсь, не думал, чтоб из
тебя вышло что-нибудь путное, когда
ты приехал сюда.
Ты все забирал себе в голову замогильные вопросы, улетал в небеса… но все прошло — и
слава богу! Я сказал бы
тебе: продолжай
идти во всем по моим следам, только…