Неточные совпадения
— Ну, в твоих пяти словах все есть, чего в жизни не бывает или не должно быть. С каким восторгом твоя тетка бросилась бы тебе на шею! В самом
деле, тут и истинные друзья, тогда как есть просто друзья, и
чаша, тогда как пьют из бокалов или стаканов, и объятия при разлуке, когда нет разлуки. Ох, Александр!
— Нет, дядюшка, позвольте, уж я выпью
чашу до
дна: дочитаю.
Она бы тотчас разлюбила человека, если б он не пал к ее ногам, при удобном случае, если б не клялся ей всеми силами души, если б осмелился не сжечь и испепелить ее в своих объятиях, или дерзнул бы, кроме любви, заняться другим
делом, а не пил бы только
чашу жизни по капле в ее слезах и поцелуях.
Это восклицание было очень знаменательно и должно бы предостеречь меня. Но провидению угодно было потемнить мой рассудок, вероятно, для того, чтобы не помешать мне испить до
дна чашу уготованных мне истязаний, орудием которых явился этот ужасный человек.
— Бедная! — вздохнул Толстых, качая головой. — И я когда-то на это надеялся, но уже давно перестал об этом думать, как не надеюсь уже более увидеть свою бедную дочь… Справедливый Господь осуждает меня пить до
дна чашу горечи… Я заслужил это, но это тяжело, Иннокентий, очень! Почему невинные должны страдать вместе с виновными? Сейчас, когда я шел сюда, коршун пролетел над моею головою и зловеще каркнул… Не предзнаменование ли это?
Неточные совпадения
И я, в закон себе вменяя // Страстей единый произвол, // С толпою чувства
разделяя, // Я музу резвую привел // На шум пиров и буйных споров, // Грозы полуночных дозоров; // И к ним в безумные пиры // Она несла свои дары // И как вакханочка резвилась, // За
чашей пела для гостей, // И молодежь минувших
дней // За нею буйно волочилась, // А я гордился меж друзей // Подругой ветреной моей.
Каждый столб оканчивался наверху пышной чугунной лилией; эти
чаши по торжественным
дням наполнялись маслом, пылая в ночном мраке обширным огненным строем.
Зачем им разнообразие, перемены, случайности, на которые напрашиваются другие? Пусть же другие и расхлебывают эту
чашу, а им, обломовцам, ни до чего и
дела нет. Пусть другие живут, как хотят.
«Нет, дерзкий хищник, нет, губитель! — // Скрежеща, мыслит Кочубей, — // Я пощажу твою обитель, // Темницу дочери моей; // Ты не истлеешь средь пожара, // Ты не издохнешь от удара // Казачьей сабли. Нет, злодей, // В руках московских палачей, // В крови, при тщетных отрицаньях, // На дыбе, корчась в истязаньях, // Ты проклянешь и
день и час, // Когда ты дочь крестил у нас, // И пир, на коем чести
чашу // Тебе я полну наливал, // И ночь, когда голубку нашу // Ты, старый коршун, заклевал!..»
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной
чаши, а долина — глубокой ямой,
дно которой терялось в тумане.