Неточные совпадения
— Дай-то бог! лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с
вами станет играть?
— Матушка, Аграфена Ивановна! — повторил он, — будет ли Прошка любить
вас так, как я? Поглядите, какой он озорник: ни одной женщине проходу не
даст. А я-то! э-эх!
Вы у меня, что синь-порох в глазу! Если б не барская воля, так… эх!..
—
Дай бог
вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас! И подлинно сама не своя: такая пустота в голове, ничего не вижу! в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить:
вы и устали и, чай, проголодались.
— С
вами горя не чувствуешь, Антон Иваныч, — сказала Анна Павловна, — так умеете утешить;
дай бог
вам здоровья! Да выкушайте еще наливочки.
— Ну, пора, бог с
вами! — говорил Антон Иваныч, — полно, Анна Павловна,
вам мучить-то себя! А
вы садитесь, Александр Федорыч;
вам надо засветло добраться до Шишкова. Прощайте, прощайте,
дай бог
вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества!!! Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай! — прибавил он, обращаясь к ямщику.
— Не покажете ли
вы чего-нибудь из моих сочинений будущему моему начальнику, чтоб
дать понятие?
— О, это ужасно, ужасно, что
вы говорите, дядюшка! Сколько раз я
давал себе слово таить перед
вами то, что происходит в сердце.
— Я! опомнись, мать моя: ты спрятала и мне не
дала. «Вот, говорит, Александр Федорыч приедет, тогда и
вам дам». Какова?
Мы с Марьей Ивановной да с Наденькой были у него в манеже: я ведь,
вы знаете, сама за ней наблюдаю: уж кто лучше матери усмотрит за дочерью? я сама занималась воспитанием и не хвастаясь скажу:
дай бог всякому такую дочь!
— Это простуда; сохрани боже! не надо запускать,
вы так уходите себя… может воспаление сделаться; и никаких лекарств! Знаете что? возьмите-ка оподельдоку, да и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я
вам рецепт
дам.
— Когда
вам угодно. Впрочем… мы на той неделе переезжаем в город: мы
вам дадим знать тогда…
Вы не знаете, что такое страсть, до чего она доводит!
дай бог
вам и не узнать никогда!..
— Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда
даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде… так он и отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед
вами, когда искал места чрез ваше посредство? А теперь послушайте, что говорит про
вас…
— Хорошо, вели
давать! Вот ты кстати напомнила об обеде. Сурков говорит, что ты, Александр, там почти каждый день обедаешь, что, говорит, оттого нынче у
вас и по пятницам не бывает, что будто
вы целые дни вдвоем проводите… черт знает, что врал тут, надоел; наконец я его выгнал. Так и вышло, что соврал. Нынче пятница, а вот ты налицо!
— Сорвалась! — сказал Костяков, глядя на удочку, — вишь, как червяка-то схватила: большой окунь должен быть. А
вы не умеете, сударыня: не
дали ему клюнуть хорошенько.
Дайте успокоиться этим волнениям; пусть мечты улягутся, пусть ум оцепенеет совсем, сердце окаменеет, глаза отвыкнут от слез, губы от улыбки — и тогда, через год, через два, я приду к
вам совсем готовый на всякое испытание; тогда не пробудите, как ни старайтесь, а теперь…
— Смотрите, Александр, — живо перебила тетка, —
вы в одну минуту изменились: у
вас слезы на глазах;
вы еще все те же; не притворяйтесь же, не удерживайте чувства,
дайте ему волю…
— Да; но
вы не
дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы любви, а
вы сейчас подоспели с теорией и показали мне, что это общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к жизни и состарелся душой. Дружбу
вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве, что успели доказать, что дружбы нет.
—
Дай бог
вам здоровья, Антон Иваныч, что любите нас.
— Спасибо
вам, Антон Иваныч: бог
вас наградит! А я другую ночь почти не сплю и людям не
даю спать: неравно приедет, а мы все дрыхнем — хорошо будет! Вчера и третьего дня до рощи пешком ходила, и нынче бы пошла, да старость проклятая одолевает. Ночью бессонница истомила. Садитесь-ка, Антон Иваныч. Да
вы все перемокли: не хотите ли выпить и позавтракать? Обедать-то, может быть, поздно придется: станем поджидать дорогого гостя.
— Ах!
вы, голубчик мой,
дай бог
вам здоровья!.. Да! вот было из ума вон: хотела
вам рассказать, да и забыла: думаю, думаю, что такое, так на языке и вертится; вот ведь, чего доброго, так бы и прошло. Да не позавтракать ли
вам прежде, или теперь рассказать?
— Он! он! — кричал Антон Иваныч, — вон и Евсей на козлах! Где же у
вас образ, хлеб-соль?
Дайте скорее! Что же я вынесу к нему на крыльцо? Как можно без хлеба и соли? примета есть… Что это у
вас за беспорядок! никто не подумал! Да что ж
вы сами-то, Анна Павловна, стоите, нейдете навстречу? Бегите скорее!..
— Да; судите сами: огурцы сорок копеек десяток, поросенок два рубля, а кушанье все кондитерское — и не наешься досыта. Как не похудеть! Не беспокойтесь, матушка, мы его поставим здесь на ноги, вылечим.
Вы велите-ка заготовить побольше настойки березовой; я
дам рецепт; мне от Прокофья Астафьича достался; да утром и вечером и
давайте по рюмке или по две, и перед обедом хорошо; можно со святой водой… у
вас есть?
— Зачем
вам самим? а я-то на что? похлопочу…
дайте мне.
— Нет, не все:
дайте честное слово, что
вы предадите вечному забвению мои глупости и перестанете колоть мне ими глаза.
— Ах! нужно, дядюшка: издержек множество. Если
вы можете
дать десять, пятнадцать тысяч…
Неточные совпадения
Осип (принимая деньги).А покорнейше благодарю, сударь.
Дай бог
вам всякого здоровья! бедный человек, помогли ему.
Хлестаков. Да вот тогда
вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь
вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь
вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь
дали.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому
вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я
вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и
давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Марья Антоновна. Ах, маменька!
вы больше червонная
дама.