Как, в свои лета, позволив себе ненавидеть и презирать людей, рассмотрев и обсудив их ничтожность, мелочность, слабости, перебрав
всех и каждого из своих знакомых, он забыл разобрать себя! Какая слепота! И дядя дал ему урок, как школьнику, разобрал его по ниточке, да еще при женщине; что бы ему самому оглянуться на себя! Как дядя должен выиграть в этот вечер в глазах жены! Это бы, пожалуй, ничего, оно так и должно быть; но ведь он выиграл на его счет. Дядя имеет над ним неоспоримый верх, всюду и во всем.
Неточные совпадения
«Таких людей не бывает! — подумал огорченный
и изумленный Александр, — как не бывает? да ведь герой-то я сам. Неужели мне изображать этих пошлых героев, которые встречаются на
каждом шагу, мыслят
и чувствуют, как толпа, делают, что
все делают, — эти жалкие лица вседневных мелких трагедий
и комедий, не отмеченные особой печатью… унизится ли искусство до того?..»
— Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю вас как родного; вот не знаю, как Наденька; да она еще ребенок: что смыслит? где ей ценить людей! Я
каждый день твержу ей: что это, мол, Александра Федорыча не видать, что не едет?
и все поджидаю. Поверите ли,
каждый день до пяти часов обедать не садилась,
все думала: вот подъедет. Уж
и Наденька говорит иногда: «Что это, maman, кого вы ждете? мне кушать хочется,
и графу, я думаю, тоже…»
— Что вы? — отвечал он, взбешенный этим хладнокровием. — Вы забыли! я напомню вам, что здесь, на этом самом месте, вы сто раз клялись принадлежать мне: «Эти клятвы слышит бог!» — говорили вы. Да, он слышал их! вы должны краснеть
и перед небом
и перед этими деревьями, перед
каждой травкой…
всё свидетель нашего счастия:
каждая песчинка говорит здесь о нашей любви: смотрите, оглянитесь около себя!.. вы клятвопреступница!!!
— Какой? — отвечал Александр, — я бы потребовал от нее первенства в ее сердце. Любимая женщина не должна замечать, видеть других мужчин, кроме меня;
все они должны казаться ей невыносимы. Я один выше, прекраснее, — тут он выпрямился, — лучше, благороднее
всех.
Каждый миг, прожитый не со мной, для нее потерянный миг. В моих глазах, в моих разговорах должна она почерпать блаженство
и не знать другого…
Туалет его был свеж, но в
каждой складке платья, в
каждой безделице резко проглядывала претензия быть львом, превзойти
всех модников
и самую моду.
— Ну, опять-таки — иногда. Не
каждый день: это в самом деле убыточно. Ты, впрочем, скажи мне, что
все это стоит тебе: я не хочу, чтоб ты тратился для меня; довольно
и того, что ты хлопочешь. Ты дай мне счет. Ну,
и долго тут Сурков порол горячку. «Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в экипаже там, где меньше народу».
Юлия была уж взволнована ожиданием. Она стояла у окна,
и нетерпение ее возрастало с
каждой минутой. Она ощипывала китайскую розу
и с досадой бросала листья на пол, а сердце так
и замирало: это был момент муки. Она мысленно играла в вопрос
и ответ: придет или не придет?
вся сила ее соображения была устремлена на то, чтоб решить эту мудреную задачу. Если соображения говорили утвердительно, она улыбалась, если нет — бледнела.
Каждое явление кругом,
каждое мимолетное движение мысли
и чувства —
все замечалось
и делилось вдвоем.
Александр прошел по
всем комнатам, потом по саду, останавливаясь у
каждого куста, у
каждой скамьи. Ему сопутствовала мать. Она, вглядываясь в его бледное лицо, вздыхала, но плакать боялась; ее напугал Антон Иваныч. Она расспрашивала сына о житье-бытье, но никак не могла добиться причины, отчего он стал худ, бледен
и куда девались волосы. Она предлагала ему
и покушать
и выпить, но он, отказавшись от
всего, сказал, что устал с дороги
и хочет уснуть.
—
И дорого-с, да
и обычая нет наедаться
каждый день досыта. Господа кушают словно украдкой, по одному разу в день,
и то коли успеют, часу в пятом, иной раз в шестом; а то так чего-нибудь перехватят, да тем
и кончат. Это у них последнее дело: сначала
все дела переделают, а потом
и кушать.
— Не
все ли равно? Вы вскользь сделали ваше замечание, да
и забыли, а я с тех пор слежу за ней пристально
и с
каждым днем открываю в ней новые, неутешительные перемены —
и вот три месяца не знаю покоя. Как я прежде не видал — не понимаю! Должность
и дела отнимают у меня
и время,
и здоровье… а вот теперь, пожалуй,
и жену.
— Как коварна судьба, доктор! уж я ли не был осторожен с ней? — начал Петр Иваныч с несвойственным ему жаром, — взвешивал, кажется,
каждый свой шаг… нет, где-нибудь да подкосит,
и когда же? при
всех удачах, на такой карьере… А!
Он тогда опомнился
и стал догадываться, что, ограждая жену методически от
всех уклонений, которые могли бы повредить их супружеским интересам, он вместе с тем не представил ей в себе вознаградительных условий за те, может быть, непривилегированные законом радости, которые бы она встретила вне супружества, что домашний ее мир был не что иное, как крепость, благодаря методе его неприступная для соблазна, но зато в ней встречались на
каждом шагу рогатки
и патрули
и против всякого законного проявления чувства…
Неточные совпадения
Пусть
каждый возьмет в руки по улице… черт возьми, по улице — по метле!
и вымели бы
всю улицу, что идет к трактиру,
и вымели бы чисто…
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «Дай Бог тебе
и серебра, //
И золотца, дай умную, // Здоровую жену!» // — Не надо мне ни серебра, // Ни золота, а дай Господь, // Чтоб землякам моим //
И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На
всей святой Руси!
Батрачка безответная // На
каждого, кто чем-нибудь // Помог ей в черный день, //
Всю жизнь о соли думала, // О соли пела Домнушка — // Стирала ли, косила ли, // Баюкала ли Гришеньку, // Любимого сынка. // Как сжалось сердце мальчика, // Когда крестьянки вспомнили //
И спели песню Домнину // (Прозвал ее «Соленою» // Находчивый вахлак).
У
каждого крестьянина // Душа что туча черная — // Гневна, грозна, —
и надо бы // Громам греметь оттудова, // Кровавым лить дождям, // А
все вином кончается. // Пошла по жилам чарочка — //
И рассмеялась добрая // Крестьянская душа! // Не горевать тут надобно, // Гляди кругом — возрадуйся! // Ай парни, ай молодушки, // Умеют погулять! // Повымахали косточки, // Повымотали душеньку, // А удаль молодецкую // Про случай сберегли!..
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там
все скоро ощутят, что
каждый должен искать своего счастья
и выгод в том одном, что законно…
и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.