Неточные совпадения
Подле
сада, ближе к дому, лежали огороды. Там капуста, репа, морковь, петрушка, огурцы, потом громадные тыквы, а в парнике арбузы и дыни. Подсолнечники и мак, в этой массе зелени,
делали яркие, бросавшиеся в глаза, пятна; около тычинок вились турецкие бобы.
— Помилуй, Леонтий; ты ничего не
делаешь для своего времени, ты пятишься, как рак. Оставим римлян и греков — они
сделали свое. Будем же
делать и мы, чтоб разбудить это (он указал вокруг на спящие улицы,
сады и дома). Будем превращать эти обширные кладбища в жилые места, встряхивать спящие умы от застоя!
Если сам он идет по двору или по
саду, то пройти бы ему до конца, не взглянув вверх; а он начнет маневрировать, посмотрит в противоположную от ее окон сторону, оборотится к ним будто невзначай и встретит ее взгляд, иногда с затаенной насмешкой над его маневром. Или спросит о ней Марину, где она, что
делает, а если потеряет ее из вида, то бегает, отыскивая точно потерянную булавку, и, увидевши ее, начинает разыгрывать небрежного.
Он нарочно станет думать о своих петербургских связях, о приятелях, о художниках, об академии, о Беловодовой — переберет два-три случая в памяти, два-три лица, а четвертое лицо выйдет — Вера. Возьмет бумагу, карандаш,
сделает два-три штриха — выходит ее лоб, нос, губы. Хочет выглянуть из окна в
сад, в поле, а глядит на ее окно: «Поднимает ли белая ручка лиловую занавеску», как говорит справедливо Марк. И почем он знает? Как будто кто-нибудь подглядел да сказал ему!
Она пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась по траве, почти не касаясь ее, только линия плеч и стана, с каждым шагом ее,
делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою
сада и исчезло в дверях старого дома.
Но он не смел
сделать ни шагу, даже добросовестно отворачивался от ее окна, прятался в простенок, когда она проходила мимо его окон; молча, с дружеской улыбкой пожал ей, одинаково, как и Марфеньке, руку, когда они обе пришли к чаю, не пошевельнулся и не повернул головы, когда Вера взяла зонтик и скрылась тотчас после чаю в
сад, и целый день не знал, где она и что
делает.
На другой день опять она ушла с утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что
делать от тоски и неизвестности. Он караулил ее в
саду, в поле, ходил по деревне, спрашивал даже у мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы, забыв об уговоре не следить за ней.
Он не знал, что
делать, отпер дверь, бросился в столовую, забежал с отчаяния в какой-то темный угол, выбежал в
сад, — чтоб позвать кухарку, зашел в кухню, хлопая дверьми, — нигде ни души.
Он поминутно останавливался и только при блеске молнии
делал несколько шагов вперед. Он знал, что тут была где-то, на дне обрыва, беседка, когда еще кусты и деревья, росшие по обрыву, составляли часть
сада.
Марк, по-своему, опять ночью, пробрался к нему через
сад, чтоб узнать, чем кончилось дело. Он и не думал благодарить за эту услугу Райского, а только сказал, что так и следовало
сделать и что он ему, Райскому, уже тем одним много
сделал чести, что ожидал от него такого простого поступка, потому что поступить иначе значило бы быть «доносчиком и шпионом».
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча
сделала ему знак идти за собой и повела его в
сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и уехал в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Неточные совпадения
Крышу починили, кухарку нашли — Старостину куму, кур купили, коровы стали давать молока,
сад загородили жердями, каток
сделал плотник, к шкапам приделали крючки, и они стали отворяться не произвольно, и гладильная доска, обернутая солдатским сукном, легла с ручки кресла на комод, и в девичьей запахло утюгом.
По его понятию, надо было перебить кретоном всю мебель, повесить гардины, расчистить
сад,
сделать мостик у пруда и посадить цветы; но он забыл много других необходимых вещей, недостаток которых потом измучал Дарью Александровну.
— А вот
делаешь! Что прикажете? Привычка, и знаешь, что так надо. Больше вам скажу, — облокачиваясь об окно и разговорившись, продолжал помещик, — сын не имеет никакой охоты к хозяйству. Очевидно, ученый будет. Так что некому будет продолжать. А всё
делаешь. Вот нынче
сад насадил.
— Но для чего же мы не
делаем как купцы? На лубок не срубаем
сад? — возвращаясь к поразившей его мысли, сказал Левин.
Одинцова раза два — прямо, не украдкой — посмотрела на его лицо, строгое и желчное, с опущенными глазами, с отпечатком презрительной решимости в каждой черте, и подумала: «Нет… нет… нет…» После обеда она со всем обществом отправилась в
сад и, видя, что Базаров желает заговорить с нею,
сделала несколько шагов в сторону и остановилась.