Неточные совпадения
Ельнина?» — «Maman, я
не играла сцены, я нечаянно…» —
едва проговорила я, так мне было тяжело.
Он пошел к двери и оглянулся. Она сидит неподвижно: на лице только нетерпение, чтоб он ушел.
Едва он вышел, она налила из графина в стакан воды, медленно выпила его и потом велела отложить карету. Она села в кресло и задумалась,
не шевелясь.
Райский вернулся домой в чаду,
едва замечая дорогу, улицы, проходящих и проезжающих. Он видел все одно — Софью, как картину в рамке из бархата, кружев, всю в шелку, в брильянтах, но уже
не прежнюю покойную и недоступную чувству Софью.
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая на затылок и шею темная коса, высокая грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие,
едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу. В галерее их
не поставили бы рядом: в жизни они сходились — и он смотрел одичалыми глазами на обе.
— Ты
не узнал Софью? — спросил он,
едва приходя в себя от изумления.
В самом деле ей нечего было ужасаться и стыдиться: граф Милари был у ней раз шесть, всегда при других, пел, слушал ее игру, и разговор никогда
не выходил из пределов обыкновенной учтивости,
едва заметного благоухания тонкой и покорной лести.
Едва Райский коснулся старых воспоминаний, Марфенька исчезла и скоро воротилась с тетрадями, рисунками, игрушками, подошла к нему, ласково и доверчиво заговорила, потом села так близко, как
не села бы чопорная девушка. Колени их почти касались между собою, но она
не замечала этого.
«Ничего больше
не надо для счастья, — думал он, — умей только остановиться вовремя,
не заглядывать вдаль. Так бы сделал другой на моем месте. Здесь все есть для тихого счастья — но… это
не мое счастье!» Он вздохнул. «Глаза привыкнут… воображение устанет, — и впечатление износится… иллюзия лопнет, как мыльный пузырь,
едва разбудив нервы!..»
Оно имело еще одну особенность: постоянно лежащий смех в чертах, когда и
не было чему и
не расположена она была смеяться. Но смех как будто застыл у ней в лице и шел больше к нему, нежели слезы, да
едва ли кто и видал их на нем.
Жилось ему сносно: здесь
не было ни в ком претензии казаться чем-нибудь другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и
едва ли
не умнее. Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы быть проще, и
не умеют; здесь,
не думая о том, все просты, никто
не лез из кожи подделаться под простоту.
Дурак дураком, трех перечесть
не может, лба
не умеет перекрестить,
едва знает, где право, где лево, ни за сохой, ни в саду: а посуду, чашки, ложки или крестики точит, детские кораблики, игрушки — точно из меди льет!
Едва он остановился на этой последней роли, как вздохнул глубоко, заранее предвидя, что или он, или она
не продержатся до свадьбы на высоте идеала, поэзия улетучится или рассыплется в мелкий дождь мещанской комедии! И он холодеет, зевает, чувствует уже симптомы скуки.
Райскому досадно было на себя, что он дуется на нее. Если уж Вера
едва заметила его появление, то ему и подавно хотелось бы закутаться в мантию совершенной недоступности, небрежности и равнодушия, забывать, что она тут, подле него, —
не с целию порисоваться тем перед нею, а искренно стать в такое отношение к ней.
Он открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его «черепаший» шаг, сам он
не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь,
едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историею, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнию убеждений, наблюдений и опытов, в виду
едва занявшейся зари quasi-новых [мнимоновых (лат.).] идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность.
—
Едва ли вам найдется кто под пару! — отозвалась Крицкая,
не глядя на него.
А он, приехавши в свое поместье, вообразил, что
не только оно, но и все, что в нем живет, — его собственность. На правах какого-то родства, которого и назвать даже нельзя, и еще потому, что он видел нас маленьких, он поступает с нами, как с детьми или как с пансионерками. Я прячусь, прячусь и
едва достигла того, что он
не видит, как я сплю, о чем мечтаю, чего надеюсь и жду.
Не неделю, а месяц назад, или перед приездом Веры, или тотчас после первого свидания с ней, надо было спасаться ему, уехать, а теперь уж
едва ли придется Егорке стаскивать опять чемодан с чердака!
— Grâ-ce, grâ-ce! — запел Райский,
едва сдерживая смех. — Я пошутил:
не бойтесь, Полина Карповна, — вы безопасны, клянусь вам…
Сапоги у него размокли совсем: он
едва вытаскивал ноги из грязи и разросшегося лопуха и крапивы и, кроме того,
не совсем равнодушен был к этому нестерпимому блеску молнии и треску грома над головой.
— Ни шагу дальше —
не смейте! — сказала она,
едва переводя дух и держась за ручку двери. — Идите домой!
Она,
не глядя на него, своей рукой устранила его руки и,
едва касаясь ногами травы, понеслась по лугу,
не оглянулась назад и скрылась за деревьями сада, в аллее, ведущей к обрыву.
— Дай этот грош нищему… Христа ради! — шептал он страстно, держа ладонь перед ней, — дай еще этого рая и ада вместе! дай жить,
не зарывай меня живого в землю!.. —
едва слышно договаривал он, глядя на нее с отчаянием.
Он
не читал писем,
не вскрыл журналов и поехал к Козлову. Ставни серого домика были закрыты, и Райский
едва достучался, чтоб отперли ему двери.
Играя с тетками, я служил, говорю, твоему делу, то есть пробуждению страсти в твоей мраморной кузине, с тою только разницею, что без тебя это дело пошло было впрок. Итальянец, граф Милари, должно быть, служит по этой же части, то есть развивает страсти в женщинах, и
едва ли
не успешнее тебя. Он повадился ездить в те же дни и часы, когда мы играли в карты, а Николай Васильевич
не нарадовался, глядя на свое семейное счастье.
— Пойдемте, пойдемте, что за смотр такой —
не люблю!.. — живо говорила она,
едва стоя на месте.
У него упало сердце. Он
не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое, глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях, глаза и рот. На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья,
едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
— Я прошу вас только,
не говорите мне об этом теперь,
не тревожьте меня — чтоб со мной
не случилось опять вчерашнего припадка!.. Вы видите, я
едва держусь на ногах… Посмотрите на меня, возьмите мою руку…
Когда они входили в ворота, из калитки вдруг вышел Марк. Увидя их, он
едва кивнул Райскому,
не отвечая на его вопрос: «Что Леонтий?» — и, почти
не взглянув на Веру, бросился по переулку скорыми шагами.
Видя это страдание только что расцветающей жизни, глядя, как мнет и жмет судьба молодое, виноватое только тем создание, что оно пожелало счастья, он про себя роптал на суровые, никого
не щадящие законы бытия, налагающие тяжесть креста и на плечи злодея, и на эту слабую,
едва распустившуюся лилию.
Но
едва ли она знает ту жизнь, где игра страстей усложняет людские отношения в такую мелкую ткань и окрашивается в такие цвета, какие и
не снятся никому в мирных деревенских затишьях. Она — девушка.
Средство или ключ к ее горю, если и есть — в руках самой Веры, но она никому
не вверяет его, и
едва теперь только, когда силы изменяют, она обронит намек, слово, и опять в испуге отнимет и спрячется. Очевидно — она
не в силах одна рассечь своего гордиева узла, а гордость или привычка жить своими силами — хоть погибать, да жить ими — мешает ей высказаться!
Она прокралась к окраине двора, закрытой тенью, и вошла в темную аллею. Она
не шагала, а неслась;
едва мелькал темный ее силуэт, где нужно было перебежать светлое пространство, так что луна будто
не успевала осветить ее.
—
Не мешай мне! я
едва дышу, а время дорого. Я расскажу тебе все, а ты передай бабушке…
— Бабушке? зачем! —
едва выговорил он от страха. — Подумай, какие последствия… Что будет с ней!..
Не лучше ли скрыть все!..
— К обеду только позвольте, бабушка,
не выходить, — сказала она,
едва крепясь, — а после обеда я, может быть, приду…
—
Не казните меня! —
едва шептала она.
— Я
не жалуюсь на него, помните это. Я одна… виновата… а он прав… —
едва договорила она с такой горечью, с такой внутренней мукой, что Тушин вдруг взял ее за руку.
Он
едва договорил и с трудом вздохнул, скрадывая тяжесть этого вздоха от Веры. Голос у него дрожал против воли. Видно было, что эта «тайна», тяжесть которой он хотел облегчить для Веры, давила теперь
не одну ее, но и его самого. Он страдал — и хотел во что бы то ни стало скрыть это от нее…
Он
едва говорил, перемогая с медвежьей силой внутреннюю муку, чтоб она
не заметила, что было в нем самом.
Бабушка
не пошевелилась,
не сказала ни слова. Под конец он шептал
едва слышно.
Он
едва поспевал следить за ней среди кустов, чтоб
не случилось с ней чего-нибудь. Она все шла, осиливая крутую гору, и только однажды оперлась обеими руками о дерево, положила на руки голову.
Она уже пережила их несколько, теперь переживает одну из самых страшных, а внутри ее еще прячется самая злая, которой никто
не знает и которую
едва ли сотрет время.
— Я
не лгу никогда, — шептала,
едва осиливая себя, старуха, — ты это знаешь. Солгу ли я теперь? Я грешница… грешница… — говорила она, сползая на колени перед Верой и клоня седую голову ей на грудь. — Прости и ты меня!..
Но
едва пробыли часа два дома, как оробели и присмирели,
не найдя ни в ком и ни в чем ответа и сочувствия своим шумным излияниям. От смеха и веселого говора раздавалось около них печальное эхо, как в пустом доме.
Марфенька печалилась и ревновала ее к сестре, но сказать боялась и потихоньку плакала.
Едва ли это была
не первая серьезная печаль Марфеньки, так что и она бессознательно приняла общий серьезно-туманный тон, какой лежал над Малиновкой и ее жителями.
— Зачем мне читать, Верочка? — говорила Татьяна Марковна,
едва преодолевая себя и стараясь
не глядеть на письма.
— Я
не за тем пришла к тебе, бабушка, — сказала Вера. — Разве ты
не знаешь, что тут все решено давно? Я ничего
не хочу, я
едва хожу — и если дышу свободно и надеюсь ожить, так это при одном условии — чтоб мне ничего
не знать,
не слыхать, забыть навсегда… А он напомнил! зовет туда, манит счастьем, хочет венчаться!.. Боже мой!..
—
Не поминай этого и
не тревожь себя напрасно! — говорила бабушка,
едва сдерживаясь сама и отирая ей слезы рукой, — ведь мы положили никогда
не говорить об этом…
Томная печаль, глубокая усталость смотрела теперь из ее глаз. Горячие, живые тоны в лице заменились призрачной бледностью. В улыбке
не было гордости, нетерпеливых,
едва сдерживаемых молодых сил. Кротость и грусть тихо покоились на ее лице, и вся стройная фигура ее была полна задумчивой, нежной грации и унылого покоя.
— Я устала, брат… я
не в силах,
едва хожу… И холодно мне; у тебя здесь свежо…