Неточные совпадения
Он помнит, как, после музыки, она всю дрожь наслаждения сосредоточивала
в горячем
поцелуе ему. Помнит, как она толковала ему картины: кто этот старик с лирой, которого, немея, слушает гордый царь, боясь пошевелиться, — кто эта
женщина, которую кладут на плаху.
Сцены, характеры, портреты родных, знакомых, друзей,
женщин переделывались у него
в типы, и он исписал
целую тетрадь, носил с собой записную книжку, и часто
в толпе, на вечере, за обедом вынимал клочок бумаги, карандаш, чертил несколько слов, прятал, вынимал опять и записывал, задумываясь, забываясь, останавливаясь на полуслове, удаляясь внезапно из толпы
в уединение.
— Ничего, бабушка. Я даже забывал, есть ли оно, нет ли. А если припоминал, так вот эти самые комнаты, потому что
в них живет единственная
женщина в мире, которая любит меня и которую я люблю… Зато только ее одну и больше никого… Да вот теперь полюблю сестер, — весело оборотился он, взяв руку Марфеньки и
целуя ее, — все полюблю здесь — до последнего котенка!
Она чувствовала условную ложь этой формы и отделалась от нее, добиваясь правды.
В ней много именно того, чего он напрасно искал
в Наташе,
в Беловодовой: спирта, задатков самобытности, своеобразия ума, характера — всех тех сил, из которых должна сложиться самостоятельная, настоящая
женщина и дать направление своей и чужой жизни, многим жизням, осветить и согреть
целый круг, куда поставит ее судьба.
— А этот от другой
женщины! — тихо сказала Вера,
целуя его, и быстро ускользнула
в дверь.
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти
женщины, право, одни и те же во все времена, — продолжал он. — Вон у римских матрон, даже у жен кесарей, консулов патрициев — всегда хвост
целый… Мне — Бог с ней: мне не до нее, это домашнее дело! У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил он, — изменяю ей, забываю, есть ли она
в доме, нет ли…
До света он сидел там, как на угольях, — не от страсти, страсть как
в воду канула. И какая страсть устояла бы перед таким «препятствием»? Нет, он сгорал неодолимым желанием взглянуть Вере
в лицо, новой Вере, и хоть взглядом презрения заплатить этой «самке» за ее позор, за оскорбление, нанесенное ему, бабушке, всему дому, «
целому обществу, наконец человеку,
женщине!».
— Как первую
женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле не будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня
в семейный праздник,
в день рождения вашей сестры…
Неточные совпадения
Сверх того, хотя он робел и краснел
в присутствии
женщин, но под этою робостью таилось то пущее сластолюбие, которое любит предварительно раздражить себя и потом уже неуклонно стремится к начертанной
цели.
Хотя она бессознательно (как она действовала
в это последнее время
в отношении ко всем молодым мужчинам)
целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить
в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно
в отношении к женатому честному человеку и
в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как
женщина, видела
в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
— Да, вот эта
женщина, Марья Николаевна, не умела устроить всего этого, — сказал Левин. — И… должен признаться, что я очень, очень рад, что ты приехала. Ты такая чистота, что… — Он взял ее руку и не
поцеловал (
целовать ее руку
в этой близости смерти ему казалось непристойным), а только пожал ее с виноватым выражением, глядя
в ее просветлевшие глаза.
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит
в первые годы молодости, бросает нас от одной
женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки
в пространство; секрет этой бесконечности — только
в невозможности достигнуть
цели, то есть конца.
И снова, преданный безделью, // Томясь душевной пустотой, // Уселся он — с похвальной
целью // Себе присвоить ум чужой; // Отрядом книг уставил полку, // Читал, читал, а всё без толку: // Там скука, там обман иль бред; //
В том совести,
в том смысла нет; // На всех различные вериги; // И устарела старина, // И старым бредит новизна. // Как
женщин, он оставил книги, // И полку, с пыльной их семьей, // Задернул траурной тафтой.