— Да он славно бьется! — говорил Бульба, остановившись. — Ей-богу, хорошо! — продолжал он, немного оправляясь, — так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! — И отец с сыном стали целоваться. — Добре, сынку!
Вот так колоти всякого, как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? — говорил он, обращаясь к младшему, — что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?
Неточные совпадения
—
Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, — да вы, может быть, и сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много
таких хлопцев, которые еще и в глаза не видали, что
такое война, тогда как молодому человеку, — и сами знаете, панове, — без войны не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу не бил бусурмена?
Притом же у нас храм Божий — грех сказать, что
такое:
вот сколько лет уже, как, по милости Божией, стоит Сечь, а до сих пор не то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства.
— Да,
так видите, панове, что войны не можно начать. Рыцарская честь не велит. А по своему бедному разуму
вот что я думаю: пустить с челнами одних молодых, пусть немного пошарпают берега Натолии. [Натолия — Анаталия — черноморское побережье Турции.] Как думаете, панове?
— Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз.
Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин
такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
— А
так, что уж теперь гетьман, зажаренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу.
Вот что наделали полковники!
— Ясные паны! — произнес жид. —
Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда.
Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. — Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То
такое, что только поплевать на него, да и бросить!
Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
—
Так если ж
так,
так вот что: нет у меня никого!
—
Так вот что, панове-братове, случилось в эту ночь.
Вот до чего довел хмель!
Вот какое поруганье оказал нам неприятель! У вас, видно, уже
такое заведение: коли позволишь удвоить порцию,
так вы готовы
так натянуться, что враг Христова воинства не только снимет с вас шаровары, но в самое лицо вам начихает,
так вы того не услышите.
А мы
вот лучше покажем им, что
такое нападать на безвинных людей.
В это время подъехал кошевой и похвалил Остапа, сказавши: «
Вот и новый атаман, и ведет войско
так, как бы и старый!» Оглянулся старый Бульба поглядеть, какой там новый атаман, и увидел, что впереди всех уманцев сидел на коне Остап, и шапка заломлена набекрень, и атаманская палица в руке.
—
Вот я вас! — кричал все
так же сверху толстый полковник, показывая веревку.
А
вот что скажет моя другая речь: большую правду сказал и Тарас-полковник, — дай Боже ему побольше веку и чтоб
таких полковников было побольше на Украйне!
Так вот какая моя речь: те, которым милы захваченные татарами, пусть отправляются за татарами, а которым милы полоненные ляхами и не хочется оставлять правого дела, пусть остаются.
— Спасибо тебе, батько! Молчал, молчал, долго молчал, да
вот наконец и сказал. Недаром говорил, когда собирался в поход, что будешь пригоден козачеству:
так и сделалось.
Сам иноземный инженер подивился
такой, никогда им не виданной тактике, сказавши тут же, при всех: «
Вот бравые молодцы-запорожцы!
— Слушай, пан! — сказал Янкель, — нужно посоветоваться с
таким человеком, какого еще никогда не было на свете. У-у! то
такой мудрый, как Соломон; и когда он ничего не сделает, то уж никто на свете не сделает. Сиди тут;
вот ключ, и не впускай никого!
— О, любезный пан! — сказал Янкель, — теперь совсем не можно! Ей-богу, не можно!
Такой нехороший народ, что ему надо на самую голову наплевать.
Вот и Мардохай скажет. Мардохай делал
такое, какого еще не делал ни один человек на свете; но Бог не захотел, чтобы
так было. Три тысячи войска стоят, и завтра их всех будут казнить.
— А я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ай, ай, ай!.. — при этом жид покрутил головою и расставил пальцы. — Ай, какой важный вид! Ей-богу, полковник, совсем полковник!
Вот еще бы только на палец прибавить, то и полковник! Нужно бы пана посадить на жеребца,
такого скорого, как муха, да и пусть муштрует полки!