Неточные совпадения
Он засунул пальцы и вытащил —
нос!.. Иван Яковлевич и руки опустил; стал протирать глаза и щупать:
нос, точно
нос! и еще, казалось, как будто чей-то знакомый. Ужас изобразился в лице Ивана Яковлевича. Но этот ужас
был ничто против негодования, которое овладело его супругою.
Но Иван Яковлевич
был ни жив ни мертв. Он узнал, что этот
нос был не чей другой, как коллежского асессора Ковалева, которого он брил каждую среду и воскресенье.
— И слушать не хочу! Чтобы я позволила у себя в комнате лежать отрезанному
носу?.. Сухарь поджаристый! Знай умеет только бритвой возить по ремню, а долга своего скоро совсем не в состоянии
будет исполнять, потаскушка, негодяй! Чтобы я стала за тебя отвечать полиции?.. Ах ты, пачкун, бревно глупое! Вон его! вон! неси куда хочешь! чтобы я духу его не слыхала!
— Черт его знает, как это сделалось, — сказал он, наконец, почесав рукою за ухом. — Пьян ли я вчера возвратился, или нет, уж наверное сказать не могу. А по всем приметам должно
быть происшествие несбыточное: ибо хлеб — дело печеное, а
нос совсем не то. Ничего не разберу!..
В другой раз он уже совсем уронил его, но будочник еще издали указал ему алебардою, промолвив: «Подыми! вон ты что-то уронил!» И Иван Яковлевич должен
был поднять
нос и спрятать его в карман.
Иван Яковлевич
был большой циник, и когда коллежский асессор Ковалев обыкновенно говорил ему во время бритья: «У тебя, Иван Яковлевич, вечно воняют руки!», то Иван Яковлевич отвечал на это вопросом: «Отчего ж бы им вонять?» — «Не знаю, братец, только воняют», — говорил коллежский асессор, и Иван Яковлевич, понюхавши табаку, мылил ему за это и на щеке, и под
носом, и за ухом, и под бородою, — одним словом, где только ему
была охота.
Бакенбарды у него
были такого рода, какие и теперь еще можно видеть у губернских и уездных землемеров, у архитекторов и полковых докторов, также у отправляющих разные полицейские обязанности и вообще у всех тех мужей, которые имеют полные, румяные щеки и очень хорошо играют в бостон: эти бакенбарды идут по самой средине щеки и прямехонько доходят до
носа.
И потому читатель теперь может судить сам, каково
было положение этого майора, когда он увидел вместо довольно недурного и умеренного
носа преглупое, ровное и гладкое место.
«Но авось-либо мне так представилось: не может
быть, чтобы
нос пропал сдуру», — подумал он и зашел в кондитерскую нарочно с тем, чтобы посмотреться в зеркало.
— Хотя бы уже что-нибудь
было вместо
носа, а то ничего!..»
Каков же
был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это
был собственный его
нос!
Бедный Ковалев чуть не сошел с ума. Он не знал, как и подумать о таком странном происшествии. Как же можно, в самом деле, чтобы
нос, который еще вчера
был у него на лице, не мог ездить и ходить, —
был в мундире! Он побежал за каретою, которая, к счастию, проехала недалеко и остановилась перед Казанским собором.
— Конечно, я… впрочем, я майор. Мне ходить без
носа, согласитесь, это неприлично. Какой-нибудь торговке, которая продает на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без
носа; но, имея в виду получить… притом
будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтарева, статская советница, и другие… Вы посудите сами… я не знаю, милостивый государь… (При этом майор Ковалев пожал плечами.) Извините… если на это смотреть сообразно с правилами долга и чести… вы сами можете понять…
Но
носа уже не
было: он успел ускакать, вероятно опять к кому-нибудь с визитом.
В его положении следовало ему прежде всего отнестись в Управу благочиния; не потому, что оно имело прямое отношение к полиции, но потому, что ее распоряжения могли
быть гораздо быстрее, чем в других местах; искать же удовлетворения по начальству того места, при котором
нос объявил себя служащим,
было бы безрассудно, потому что из собственных ответов
носа уже можно
было видеть, что для этого человека ничего не
было священного и он мог так же солгать и в этом случае, как солгал, уверяя, что он никогда не видался с ним.
Комната, в которой мостилось всё это общество,
была маленькая, и воздух в ней
был чрезвычайно густ; но коллежский асессор Ковалев не мог слышать запаха, потому что закрылся платком и потому что самый
нос его находился Бог знает в каких местах.
—
Нос, то
есть… вы не то думаете!
Нос, мой собственный
нос пропал неизвестно куда. Черт хотел подшутить надо мною!
— Да ведь я вам не о пуделе делаю объявление, а о собственном моем
носе: стало
быть, почти то же, что о самом себе.
— Если пропал, то это дело медика. Говорят, что
есть такие люди, которые могут приставить какой угодно
нос. Но, впрочем, я замечаю, что вы должны
быть человек веселого нрава и любите в обществе пошутить.
Коллежский асессор
был совершенно обезнадежен. Он опустил глаза вниз газеты, где
было извещение о спектаклях; уже лицо его
было готово улыбнуться, встретив имя актрисы, хорошенькой собою, и рука взялась за карман:
есть ли при нем синяя ассигнация, потому что штаб-офицеры, по мнению Ковалева, должны сидеть в креслах, — но мысль о
носе всё испортила!
Частный принял довольно сухо Ковалева и сказал, что после обеда не то время, чтобы производить следствие, что сама натура назначила, чтобы, наевшись, немного отдохнуть (из этого коллежский асессор мог видеть, что частному приставу
были небезызвестны изречения древних мудрецов), что у порядочного человека не оторвут
носа и что много
есть на свете всяких майоров, которые не имеют даже и исподнего в приличном состоянии и таскаются по всяким непристойным местам.
Будь я без руки или без ноги — всё бы это лучше;
будь я без ушей — скверно, однако ж всё сноснее; но без
носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми да и вышвырни за окошко!
И потому штаб-офицерша, верно из мщения, решилась его испортить и наняла для этого каких-нибудь колдовок-баб, потому что никаким образом нельзя
было предположить, чтобы
нос был отрезан: никто не входил к нему в комнату; цирюльник же Иван Яковлевич брил его еще в среду, а в продолжение всей среды и даже во весь четверток
нос у него
был цел — это он помнил и знал очень хорошо; притом
была бы им чувствуема боль, и, без сомнения, рана не могла бы так скоро зажить и
быть гладкою, как блин.
— Не беспокойтесь. Я, зная, что он вам нужен, принес его с собою. И странно то, что главный участник в этом деле
есть мошенник цирюльник на Вознесенской улице, который сидит теперь на съезжей. Я давно подозревал его в пьянстве и воровстве, и еще третьего дня стащил он в одной лавочке бортище пуговиц.
Нос ваш совершенно таков, как
был.
Но
нос был как деревянный и падал на стол с таким странным звуком, как будто бы пробка. Лицо майора судорожно скривилось.
Конечно, я бы приставил ваш
нос; но я вас уверяю честью, если уже вы не верите моему слову, что это
будет гораздо хуже.
Мойте чаще холодною водою, и я вас уверяю, что вы, не имея
носа,
будете так же здоровы, как если бы имели его.
Притом история о танцующих стульях в Конюшенной улице
была еще свежа, и потому нечего удивляться, что скоро начали говорить, будто
нос коллежского асессора Ковалева ровно в три часа прогуливается по Невскому проспекту.
Сказал кто-то, что
нос будто бы находился в магазине Юнкера — и возле Юнкера такая сделалась толпа и давка, что должна
была даже полиция вступиться.
Иногда вовсе нет никакого правдоподобия: вдруг тот самый
нос, который разъезжал в чине статского советника и наделал столько шуму в городе, очутился как ни в чем не бывало вновь на своем месте, то
есть именно между двух щек майора Ковалева.
— Вишь ты! — сказал сам себе Иван Яковлевич, взглянувши на
нос, и потом перегнул голову на другую сторону и посмотрел на него сбоку. — Вона! эк его право, как подумаешь, — продолжал он и долго смотрел на
нос. Наконец легонько, с бережливостью, какую только можно себе вообразить, он приподнял два пальца, с тем чтобы поймать его за кончик. Такова уж
была система Ивана Яковлевича.
Неточные совпадения
Бобчинский. Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства, только сверх
носа небольшая нашлепка! Я забегу к Христиану Ивановичу: у него-с
есть пластырь такой, так вот оно и пройдет.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на
носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб
был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны
быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость.
Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.
Он понял, что час триумфа уже наступил и что триумф едва ли не
будет полнее, если в результате не окажется ни расквашенных
носов, ни свороченных на сторону скул.
Очевидно, стало
быть, что Беневоленский
был не столько честолюбец, сколько добросердечный доктринер, [Доктринер — начетчик, человек, придерживающийся заучен — ных, оторванных от жизни истин, принятых правил.] которому казалось предосудительным даже утереть себе
нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой
нос — да утрет».