Автор признается, этому даже рад, находя, таким образом, случай поговорить о своем герое; ибо доселе, как читатель видел, ему беспрестанно мешали то Ноздрев, то балы, то дамы, то городские сплетни, то, наконец,
тысячи тех мелочей, которые кажутся только тогда мелочами, когда внесены в книгу, а покамест обращаются в свете, почитаются за весьма важные дела.
Неточные совпадения
— А ведь будь только двадцать рублей в кармане, — продолжал Ноздрев, — именно не больше как двадцать, я отыграл бы всё,
то есть кроме
того, что отыграл бы, вот как честный человек, тридцать
тысяч сейчас положил бы в бумажник.
— А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза
тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Вот, бают,
тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего не начтешь! Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков.
Форменный порядок был ему совершенно известен: бойко выставил он большими буквами: «
Тысяча восемьсот такого-то года», потом вслед за
тем мелкими: «помещик такой-то», и все, что следует.
Он отвечал на все пункты даже не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько
тысяч и что он сам продал ему, потому что не видит причины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом, и что за это товарищи, а в
том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить к одним вискам двести сорок пьявок, —
то есть он хотел было сказать сорок, но двести сказалось как-то само собою.
— Ну, полно, брат, экой скрытный человек! Я, признаюсь, к тебе с
тем пришел: изволь, я готов тебе помогать. Так и быть: подержу венец тебе, коляска и переменные лошади будут мои, только с уговором: ты должен мне дать три
тысячи взаймы. Нужны, брат, хоть зарежь!
Запустить так имение, которое могло бы приносить по малой мере пятьдесят
тысяч годового доходу!» И, не будучи в силах удержать справедливого негодования, повторял он: «Решительно скотина!» Не раз посреди таких прогулок приходило ему на мысль сделаться когда-нибудь самому, —
то есть, разумеется, не теперь, но после, когда обделается главное дело и будут средства в руках, — сделаться самому мирным владельцем подобного поместья.
Последний хотел было подняться и выехать на дальности расстояний
тех мест, в которых он бывал; но Григорий назвал ему такое место, какого ни на какой карте нельзя было отыскать, и насчитал тридцать
тысяч с лишком верст, так что Петрушка осовел, разинул рот и был поднят на смех тут же всею дворней.
— Извини, брат! Ну, уморил. Да я бы пятьсот
тысяч дал за
то только, чтобы посмотреть на твоего дядю в
то время, как ты поднесешь ему купчую на мертвые души. Да что, он слишком стар? Сколько ему лет?
— Это первый хозяин, какой когда-либо бывал на Руси. Он в десять лет с небольшим, купивши расстроенное имение, едва дававшее двадцать
тысяч, возвел его до
того, что теперь он получает двести
тысяч.
— Всенепременно. У него теперь приращенье должно идти с быстротой невероятной. Это ясно. Медленно богатеет только
тот, у кого какие-нибудь сотни
тысяч; а у кого миллионы, у
того радиус велик: что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. Поле-то, поприще слишком просторно. Тут уж и соперников нет. С ним некому тягаться. Какую цену чему ни назначит, такая и останется: некому перебить.
— Кто родился с
тысячами, воспитался на
тысячах,
тот уже не приобретет: у
того уже завелись и прихоти, и мало ли чего нет!
Кто говорит мне: «Дайте мне сто
тысяч, я сейчас разбогатею», — я
тому не поверю: он бьет наудачу, а не наверняка.
— Видите ли что? — сказал Хлобуев. — Запрашивать с вас дорого не буду, да и не люблю: это было бы с моей стороны и бессовестно. Я от вас не скрою также и
того, что в деревне моей из ста душ, числящихся по ревизии, и пятидесяти нет налицо: прочие или померли от эпидемической болезни, или отлучились беспаспортно, так что вы почитайте их как бы умершими. Поэтому-то я и прошу с вас всего только тридцать
тысяч.
— Нет, Павел Иванович, только на
том условии, чтобы деньги как можно скорее. Теперь вы мне дайте пятнадцать
тысяч, по крайней мере, а остальные никак не дальше, как через две недели.
То есть Чичиков лгал: у него было двадцать
тысяч.
Из коляски была принесена шкатулка, и тут же было из нее вынуто десять
тысяч Хлобуеву; остальные же пять
тысяч обещано было привезти ему завтра:
то есть обещано; предполагалось же привезти три; другие потом, денька через два или три, а если можно,
то и еще несколько просрочить.
Все они были до
того нелепы, так странны, так мало истекали из познанья людей и света, что оставалось только пожимать плечами да говорить: «Господи боже! какое необъятное расстояние между знаньем света и уменьем пользоваться этим знаньем!» Почти все прожекты основывались на потребности вдруг достать откуда-нибудь сто или двести
тысяч.
А эти мерзавцы, которые по судам берут
тысячи с казны, иль небогатых людей грабят, последнюю копейку сдирают с
того, у кого нет ничего!..
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы
тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто
тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
И в
ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять
тысяч одних курьеров!
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь
тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за
то тебе вечно маяться!
Пришла старуха старая, // Рябая, одноглазая, // И объявила, кланяясь, // Что счастлива она: // Что у нее по осени // Родилось реп до
тысячи // На небольшой гряде. // — Такая репа крупная, // Такая репа вкусная, // А вся гряда — сажени три, // А впоперечь — аршин! — // Над бабой посмеялися, // А водки капли не дали: // «Ты дома выпей, старая, //
Той репой закуси!»
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять
тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты,
то сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.