Неточные совпадения
— Да не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что
лежит на сене:
и сама не ест сена,
и другим не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я
и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть
и вскользь,
и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно
на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом...
Зелеными облаками
и неправильными трепетолистными куполами
лежали на небесном горизонте соединенные вершины разросшихся
на свободе дерев.
На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала
и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем,
лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью
и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия
на Москву французов.
В углу комнаты была навалена
на полу куча того, что погрубее
и что недостойно
лежать на столах.
Он уже позабывал сам, сколько у него было чего,
и помнил только, в каком месте стоял у него в шкафу графинчик с остатком какой-нибудь настойки,
на котором он сам сделал наметку, чтобы никто воровским образом ее не выпил, да где
лежало перышко или сургучик.
—
Лежала на столе четвертка чистой бумаги, — сказал он, — да не знаю, куда запропастилась: люди у меня такие негодные! — Тут стал он заглядывать
и под стол
и на стол, шарил везде
и наконец закричал: — Мавра! а Мавра!
На зов явилась женщина с тарелкой в руках,
на которой
лежал сухарь, уже знакомый читателю.
И между ними произошел такой разговор...
На дороге ли ты отдал душу Богу, или уходили тебя твои же приятели за какую-нибудь толстую
и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы
и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может,
и сам,
лежа на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь,
и поминай как звали.
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно
и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги
и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями
и мигающим глазом, теперь
лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
За песками
лежали гребнем
на отдаленном небосклоне меловые горы, блиставшие ослепительной белизной даже
и в ненастное время, как бы освещало их вечное солнце.
На щеголеватом столе перед диваном
лежали засаленные подтяжки, точно какое угощенье гостю,
и до того стала ничтожной
и сонной его жизнь, что не только перестали уважать его дворовые люди, но даже чуть не клевали домашние куры.
— Ведь я тебе
на первых порах объявил. Торговаться я не охотник. Я тебе говорю опять: я не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты в ломбард. Ведь я вас знаю всех. У вас есть списки всех, кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного? Ему приспичит, он тебе
и отдаст за полцены. А мне что твои деньги? У меня вещь хоть три года
лежи! Мне в ломбард не нужно уплачивать…
«Мое-то будущее достоянье — мужики, — подумал Чичиков, — дыра
на дыре
и заплата
на заплате!»
И точно,
на одной избе, вместо крыши,
лежали целиком ворота; провалившиеся окна подперты были жердями, стащенными с господского амбара.
В то самое время, когда Чичиков в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь
на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения
и немецкого выговора,
и перед ними уже
лежали купленная штука первейшего голландского полотна
на рубашки
и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал
на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность
и белизну щекам изумительную), — в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон
и стен,
и вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все
и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи
лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона,
и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит,
и на Онуфрия его именины. Что делать?
и на Онуфрия несешь.
Право,
на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да
и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да
и лежи весь век
на полатях да ешь пироги.
Пал дуб
на море тихое, //
И море все заплакало — //
Лежит старик без памяти // (Не встанет, так
и думали!).
У вас товар некупленный, // Из вас
на солнце топится // Смола, как из сосны!» // Опять упали бедные //
На дно бездонной пропасти, // Притихли, приубожились, // Легли
на животы; //
Лежали, думу думали //
И вдруг запели.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут
и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем
и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить
и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя
на железном сундуке. После всякого сундук отворит
и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет,
лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?