Неточные совпадения
У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (
вы, может быть, и рассердитесь,
что пасичник
говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), — у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, — тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум…
— Чудеса завелись, —
говорил один из них. — Послушали бы
вы,
что рассказывает этот мошенник, которому стоит только заглянуть в лицо, чтобы увидеть вора; когда стали спрашивать, отчего бежал он как полоумный, — полез,
говорит, в карман понюхать табаку и вместо тавлинки вытащил кусок чертовой свитки,от которой вспыхнул красный огонь, а он давай бог ноги!
— Нет, хлопцы, нет, не хочу!
Что за разгулье такое! Как
вам не надоест повесничать? И без того уже прослыли мы бог знает какими буянами. Ложитесь лучше спать! — Так
говорил Левко разгульным товарищам своим, подговаривавшим его на новые проказы. — Прощайте, братцы! покойная
вам ночь! — и быстрыми шагами шел от них по улице.
—
Что вы, братцы! —
говорил винокур. — Слава богу, волосы у
вас чуть не в снегу, а до сих пор ума не нажили: от простого огня ведьма не загорится! Только огонь из люльки может зажечь оборотня. Постойте, я сейчас все улажу!
Я
вам скажу,
что на хуторе уже начинают смеяться надо мною: «Вот,
говорят, одурел старый дед: на старости лет тешится ребяческими игрушками!» И точно, давно пора на покой.
— Зачем ты пришел сюда? — так начала
говорить Оксана. — Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою?
Вы все мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю
вас!
Что, сундук мой готов?
Нужно
вам знать,
что память у меня, невозможно сказать,
что за дрянь: хоть
говори, хоть не
говори, все одно.
— Хорошенько, хорошенько перетряси сено! —
говорил Григорий Григорьевич своему лакею. — Тут сено такое гадкое,
что, того и гляди, как-нибудь попадет сучок. Позвольте, милостивый государь, пожелать спокойной ночи! Завтра уже не увидимся: я выезжаю до зари. Ваш жид будет шабашовать, потому
что завтра суббота, и потому
вам нечего вставать рано. Не забудьте же моей просьбы; и знать
вас не хочу, когда не приедете в село Хортыще.
— А! Иван Федорович! — закричал толстый Григорий Григорьевич, ходивший по двору в сюртуке, но без галстука, жилета и подтяжек. Однако ж и этот наряд, казалось, обременял его тучную ширину, потому
что пот катился с него градом. —
Что же
вы говорили,
что сейчас, как только увидитесь с тетушкой, приедете, да и не приехали? — После сих слов губы Ивана Федоровича встретили те же самые знакомые подушки.
— Я знаю, это
вам тетушка успела наговорить. Это ложь, ей-богу, ложь! Никакой дарственной записи дядюшка не делал. Хотя, правда, в завещании и упоминается о какой-то записи; но где же она? никто не представил ее. Я
вам это
говорю потому,
что искренно желаю
вам добра. Ей-богу, это ложь!
— Матушка! ведь
вас никто не просит мешаться! — произнес Григорий Григорьевич. — Будьте уверены,
что гость сам знает,
что ему взять! Иван Федорович, возьмите крылышко, вон другое, с пупком! Да
что ж
вы так мало взяли? Возьмите стегнушко! Ты
что разинул рот с блюдом? Проси! Становись, подлец, на колени!
Говори сейчас: «Иван Федорович, возьмите стегнушко!»
— Так
вы говорите,
что он, — сказал Иван Федорович, который много наслышался о Иерусалиме еще от своего денщика, — был и в Иерусалиме?..
— Я не знаю, тетушка, как
вы можете это
говорить. Это доказывает,
что вы совершенно не знаете меня…
— Насчет гречихи я не могу
вам сказать: это часть Григория Григорьевича. Я уже давно не занимаюсь этим; да и не могу: уже стара! В старину у нас, бывало, я помню, гречиха была по пояс, теперь бог знает
что. Хотя, впрочем, и
говорят,
что теперь все лучше. — Тут старушка вздохнула; и какому-нибудь наблюдателю послышался бы в этом вздохе вздох старинного осьмнадцатого столетия.
— Ну, Иван Федорович! о
чем же
вы говорили вдвоем с барышнею? — спросила дорогою тетушка.
Да, вот
вы говорили насчет того,
что человек может совладать, как
говорят, с нечистым духом.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Что вы!
что вы: Цицерон! Смотрите,
что выдумали!
Что иной раз увлечешься,
говоря о домашней своре или гончей ищейке…
Аммос Федорович.
Что ж
вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я
говорю всем открыто,
что беру взятки, но
чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому
вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я
вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того,
что они
говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала
вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
Городничий. Ах, боже мой,
вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова
поговорить о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?