Неточные совпадения
Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою
своего балахона, как то
делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху.
Но ни один из прохожих и проезжих не знал, чего ей стоило упросить отца взять с собою, который и душою рад бы был это
сделать прежде, если бы не злая мачеха, выучившаяся держать его в руках так же ловко, как он вожжи
своей старой кобылы, тащившейся, за долгое служение, теперь на продажу.
— Нет, это не по-моему: я держу
свое слово; что раз
сделал, тому и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно, и на полшеляга: сказал, да и назад… Ну, его и винить нечего, он пень, да и полно. Все это штуки старой ведьмы, которую мы сегодня с хлопцами на мосту ругнули на все бока! Эх, если бы я был царем или паном великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам…
Вареник остановился в горле поповича… Глаза его выпялились, как будто какой-нибудь выходец с того света только что
сделал ему перед сим визит
свой.
Беспечные! даже без детской радости, без искры сочувствия, которых один хмель только, как механик
своего безжизненного автомата, заставляет
делать что-то подобное человеческому, они тихо покачивали охмелевшими головами, подплясывая за веселящимся народом, не обращая даже глаз на молодую чету.
«Слушай, паноче! — загремел он ему в ответ, — знай лучше
свое дело, чем мешаться в чужие, если не хочешь, чтобы козлиное горло твое было залеплено горячею кутьею!» Что
делать с окаянным?
— Что станешь
делать с ним? Притворился старый хрен, по
своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и еще бранит, что шатаюсь бог знает где, повесничаю и шалю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю его.
Но опасения дьяка были другого рода: он боялся более того, чтобы не узнала его половина, которая и без того страшною рукою
своею сделала из его толстой косы самую узенькую.
Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, не знал он, что
делать; уже хотел перекреститься… Но черт, наклонив
свое собачье рыльце ему на правое ухо, сказал...
— Это я — твой друг, все
сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь, — пискнул он ему в левое ухо. — Оксана будет сегодня же наша, — шепнул он, заворотивши
свою морду снова на правое ухо.
— Тебя? — произнес запорожец с таким видом, с каким говорит дядька четырехлетнему
своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую, на большую лошадь. — Что ты будешь там
делать? Нет, не можно. — При этом на лице его выразилась значительная мина. — Мы, брат, будем с царицей толковать про
свое.
— Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою на голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что
сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на лице
своем ни гнева, ни примирения.
— Для тебя только, моя дочь, прощаю! — отвечал он, поцеловав ее и блеснув странно очами. Катерина немного вздрогнула: чуден показался ей и поцелуй, и странный блеск очей. Она облокотилась на стол, на котором перевязывал раненую
свою руку пан Данило, передумывая, что худо и не по-козацки
сделал, просивши прощения, не будучи ни в чем виноват.
— Ты опять за старое! — грозно прервал колдун. — Я поставлю на
своем, я заставлю тебя
сделать, что мне хочется. Катерина полюбит меня!..
— Как хорошо ты
сделал, что разбудил меня! — говорила Катерина, протирая очи шитым рукавом
своей сорочки и разглядывая с ног до головы стоявшего перед нею мужа. — Какой страшный сон мне виделся! Как тяжело дышала грудь моя! Ух!.. Мне казалось, что я умираю…
Одиноко сидел в
своей пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился в
своей пещере. Уже
сделал себе и дощатый гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой старец
свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него
свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого
сделать, так велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.
Пьяницу мельника, который совершенно был ни к чему не годен, она, собственною
своею мужественною рукою дергая каждый день за чуб, без всякого постороннего средства умела
сделать золотом, а не человеком.
Казалось, что природа
сделала непростительную ошибку, определив ей носить темно-коричневый по будням капот с мелкими оборками и красную кашемировую шаль в день светлого воскресенья и
своих именин, тогда как ей более всего шли бы драгунские усы и длинные ботфорты.
Если разговор касался важных и благочестивых предметов, то Иван Иванович вздыхал после каждого слова, кивая слегка головою; ежели до хозяйственных, то высовывал голову из
своей брички и
делал такие мины, глядя на которые, кажется, можно было прочитать, как нужно
делать грушевый квас, как велики те дыни, о которых он говорил, и как жирны те гуси, которые бегают у него по двору.
Часто,
делая какое-нибудь пирожное, которое вообще она никогда не доверяла кухарке, она, позабывшись и воображая, что возле нее стоит маленький внучек, просящий пирога, рассеянно протягивала к нему руку с лучшим куском, а дворовая собака, пользуясь этим, схватывала лакомый кусок и
своим громким чваканьем выводила ее из задумчивости, за что и бывала всегда бита кочергою.
Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и открыли части лба и висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; заметил, что если бы она не
сделала своими розовенькими пальчиками маленького отверстия около рта, то непременно бы задохнулась, и видел, как она, спускаясь с лестницы за своею матерью, быстро повернулась к нам, кивнула головкой и исчезла за дверью.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не
сделать гримасу, вот этак (
делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить
свою бороду.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь
свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все
сделать, все, все, все!
Унтер-офицерша. Да делать-то, конечно, нечего. А за ошибку-то повели ему заплатить штраф. Мне от
своего счастья неча отказываться, а деньги бы мне теперь очень пригодились.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не
сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по
своей части я кое-какие распоряженья
сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы
сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.