Неточные совпадения
Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А
где живет пасичник Рудый Панько?» — «А вот там!» — скажет
он, указавши пальцем, и, если хотите, доведет вас до самого хутора.
Не подумаю без радости, — продолжала она, вынимая из пазухи маленькое зеркало, обклеенное красною бумагою, купленное ею на ярмарке, и глядясь в
него с тайным удовольствием, — как я встречусь тогда где-нибудь с нею, — я ей ни за что не поклонюсь, хоть она себе тресни.
Петро хотел было спросить… глядь — и нет уже
его. Подошел к трем пригоркам;
где же цветы? Ничего не видать. Дикий бурьян чернел кругом и глушил все своею густотою. Но вот блеснула на небе зарница, и перед
ним показалась целая гряда цветов, все чудных, все невиданных; тут же и простые листья папоротника. Поусомнился Петро и в раздумье стал перед
ними, подпершись обеими руками в боки.
— Что станешь делать с
ним? Притворился старый хрен, по своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и еще бранит, что шатаюсь бог знает
где, повесничаю и шалю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю
его.
Посмотри, посмотри! — продолжала она, положив голову на плечо
ему и подняв глаза вверх,
где необъятно синело теплое украинское небо, завешенное снизу кудрявыми ветвями стоявших перед
ними вишен.
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по
нем на землю ночью перед светлым праздником.
Распевает
он теперь в той хате,
где держат колодников.
— Я готов на все для тебя, моя панночка! — сказал
он в сердечном волнении, — но как мне,
где ее найти?
— Вот что! — сказал голова, разинувши рот. — Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить… А тебя, — продолжал
он, оборотясь к Левку, — вследствие приказания комиссара, — хотя чудно мне, как это дошло до
него, — я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь — ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра…
Где ты взял эту записку?
Солнце убралось на отдых; где-где горели вместо
него красноватые полосы; по полю пестрели нивы, что праздничные плахты чернобровых молодиц.
А вот какая:
он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутью,
где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто;
где, кроме кутьи, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного.
Ему до смерти хотелось покалякать о всяком вздоре у дьяка,
где, без всякого сомнения, сидел уже и голова, и приезжий бас, и дегтярь Микита, ездивший через каждые две недели в Полтаву на торги и отпускавший такие шутки, что все миряне брались за животы со смеху.
— Чудно, право! А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак!
Где ты берешь
его?
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду,
где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и
где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал
он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу.
— Ты? — сказала, скоро и надменно поглядев на
него, Оксана. — Посмотрю я,
где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица.
Тут кузнец присел к огромным мешкам, перевязал
их крепче и готовился взвалить себе на плечи. Но заметно было, что
его мысли гуляли бог знает
где, иначе
он бы услышал, как зашипел Чуб, когда волоса на голове
его прикрутила завязавшая мешок веревка, и дюжий голова начал было икать довольно явственно.
Сначала
он жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал за одним разом почти по целому ведру; впрочем, было
где и поместиться, потому что Пацюк, несмотря на небольшой рост, в ширину был довольно увесист.
В последнее время
его редко видали где-нибудь.
—
Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где-нибудь украли; к тому же я только что из шинка. — Мы отнесем
его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома.
— Для чего спросил я сдуру, чем
он мажет сапоги! — произнес Чуб, поглядывая на двери, в которые вышел голова. — Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чертова баба! А я дурак… да
где же тот проклятый мешок?
Приехал на гнедом коне своем и запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля,
где поил
он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей красным вином.
Приехал и названый брат есаула, Данило Бурульбаш, с другого берега Днепра,
где, промеж двумя горами, был
его хутор, с молодою женою Катериною и с годовым сыном.
Невысокие у
него хоромы: хата на вид как и у простых козаков, и в ней одна светлица; но есть
где поместиться там и
ему, и жене
его, и старой прислужнице, и десяти отборным молодцам.
— Кому ж, как не отцу, смотреть за своею дочкой! — бормотал
он про себя. — Ну, я тебя спрашиваю:
где таскался до поздней ночи?
—
Где ты была? — спросил
он, и стоявшая перед
ним затрепетала.
День клонится к вечеру. Уже солнце село. Уже и нет
его. Уже и вечер: свежо; где-то мычит вол; откуда-то навеваются звуки, — верно, где-нибудь народ идет с работы и веселится; по Днепру мелькает лодка… кому нужда до колодника! Блеснул на небе серебряный серп. Вот кто-то идет с противной стороны по дороге. Трудно разглядеть в темноте. Это возвращается Катерина.
—
Где же ключ? — сказала Катерина, поглядывая на свой пояс. — Я
его не вижу.
По каменным ступеням спустился
он, между обгорелыми пнями, вниз,
где, глубоко в земле, вырыта была у
него землянка.
И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, Боже, из того провала на коне на самую высокую гору, и пусть придет
он ко мне, и брошу я
его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы,
его деды и прадеды,
где бы ни жили при жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть
его за те муки, что
он наносил
им, и вечно бы
его грызли, и повеселился бы я, глядя на
его муки!
Впрочем, вы можете
его встретить на базаре,
где бывает
он каждое утро до девяти часов, выбирает рыбу и зелень для своего стола и разговаривает с отцом Антипом или с жидом-откупщиком.
Было уже
ему без малого пятнадцать лет, когда перешел
он во второй класс,
где вместо сокращенного катехизиса и четырех правил арифметики принялся
он за пространный, за книгу о должностях человека и за дроби. Но, увидевши, что чем дальше в лес, тем больше дров, и получивши известие, что батюшка приказал долго жить, пробыл еще два года и, с согласия матушки, вступил потом в П*** пехотный полк.
Между тем обед кончился. Григорий Григорьевич отправился в свою комнату, по обыкновению, немножко всхрапнуть; а гости пошли вслед за старушкою хозяйкою и барышнями в гостиную,
где тот самый стол, на котором оставили
они, выходя обедать, водку, как бы превращением каким, покрылся блюдечками с вареньем разных сортов и блюдами с арбузами, вишнями и дынями.
Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил
он ее на ту могилку,
где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. «Ну, так! не говорил ли я, — подумал дед, — что это попова левада? Вот и плетень
его! теперь и версты нет до баштана».
— Не спрашивай, — сказал
он, завертываясь еще крепче, — не спрашивай, Остап; не то поседеешь! — И захрапел так, что воробьи, которые забрались было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но
где уж там
ему спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай Боже
ему царствие небесное! — умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы станешь кусать.
— А, голубчик, вот
где ты! — вскрикнул дед, подсовывая под
него заступ.
— А ну-те, ребята, давайте крестить! — закричит к нам. — Так
его! так
его! хорошенько! — и начнет класть кресты. А то проклятое место,
где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана.