Неточные совпадения
Стоит
на посту властитель Хитровки, сосет трубку и видит — вдоль
стены пробирается какая-то фигура, скрывая лицо.
На другой день пушка действительно была
на указанном пустыре. Начальство перевезло ее в Кремль и водрузило
на прежнем месте, у
стены. Благодарность получил.
Уже много лет спустя выяснилось, что пушка для Смолина была украдена другая, с другого конца кремлевской
стены послушными громилами, принесена
на Антроповы ямы и возвращена в Кремль, а первая так и исчезла.
Постройка Китайской
стены, отделяющей Китай-город от Белого города, относится к половине XVI века. Мать Иоанна Грозного, Елена Глинская, назвала эту часть города Китай-городом в воспоминание своей родины — Китай-городка
на Подолии.
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба
на отбитой у проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки Старой и Новой площади, открывавшиеся с рассветом. Ночью к этим лавочкам подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных к
стене, где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
Начиная с полдня являются открыто уже не продающие ничего, а под видом покупки проходят в лавочки, прилепленные в Китайской
стене на Старой площади, где, за исключением двух-трех лавочек, все занимаются скупкой краденого.
И вот в жаркий июльский день мы подняли против дома Малюшина, близ Самотеки, железную решетку спускного колодца, опустили туда лестницу. Никто не обратил внимания
на нашу операцию — сделано было все очень скоро: подняли решетку, опустили лестницу. Из отверстия валил зловонный пар. Федя-водопроводчик полез первый; отверстие, сырое и грязное, было узко, лестница стояла отвесно, спина шаркала о
стену. Послышалось хлюпанье воды и голос, как из склепа...
Они смотрели каждый в свое зеркало, укрепленное
на наружных
стенах так, что каждое отражало свою сторону улицы, и братья докладывали друг другу, что видели...
Вдоль
стен широкие турецкие диваны, перед ними столики со спичками и пепельницами, кальян для любителей. Сидят, хохочут, болтают без умолку… Кто-нибудь бренчит
на балалайке, кое-кто дремлет. А «мертвецкой» звали потому, что под утро
на этих диванах обыкновенно спали кто лишнее выпил или кому очень далеко было до дому…
На выставках экспонировались летние ученические работы. Весной, по окончании занятий в Училище живописи, ученики разъезжались кто куда и писали этюды и картины для этой выставки. Оставались в Москве только те, кому уж окончательно некуда было деваться. Они ходили
на этюды по окрестностям Москвы, давали уроки рисования, нанимались по церквам расписывать
стены.
Еще в семи — и восьмидесятых годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать лет грязь еще больше пропитала пол и
стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно в подземном ходе из общего огромного зала от входа с Цветного бульвара до выхода
на Грачевку.
Встанет заинтересовавшийся со скамейки, подойдет к дому — и секрет открылся: в
стене ниже тротуара широкая дверь, куда ведут ступеньки лестницы. Навстречу выбежит, ругаясь непристойно, женщина с окровавленным лицом, и вслед за ней появляется оборванец, валит ее
на тротуар и бьет смертным боем, приговаривая...
Сотни людей занимают ряды столов вдоль
стен и середину огромнейшего «зала». Любопытный скользит по мягкому от грязи и опилок полу, мимо огромной плиты, где и жарится и варится, к подобию буфета, где
на полках красуются бутылки с ерофеичем, желудочной, перцовкой, разными сладкими наливками и ромом, за полтинник бутылка, от которого разит клопами, что не мешает этому рому пополам с чаем делаться «пунштиком», любимым напитком «зеленых ног», или «болдох», как здесь зовут обратников из Сибири и беглых из тюрем.
На крючьях по
стенам были развешаны туши барашков и поенных молоком телят, а весь потолок занят окороками всевозможных размеров и приготовлений — копченых, вареных, провесных.
Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны
стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам
на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются
на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Вдруг по весне слон взбесился, вырвал из
стены бревна, к которым был прикован цепями, и начал разметывать балаган, победоносно трубя и нагоняя страх
на окружившие площадь толпы народа.
Вот тут-то,
на этих балах, и завязывались нужные знакомства и обделывались разные делишки, а благодушный «хозяин столицы», как тогда звали Долгорукова, окруженный
стеной чиновников, скрывавших от него то, что ему не нужно было видеть, рассыпался в любезностях красивым дамам.
В 1877 году здесь сидел «шлиссельбуржец» Николай Александрович Морозов. Спичкой
на закоптелой
стене камеры им было написано здесь первое стихотворение, положившее начало его литературному творчеству...
И карабкается такой замороженный дядя в обледенелых сапогах по обледенелым ступеням лестницы
на пылающую крышу и проделывает там самые головоломные акробатические упражнения: иногда ежась
на стремнине карниза от наступающего огня и в ожидании спасательной лестницы, половиной тела жмется к
стене, а другая висит над бездной…
Едва ли где-нибудь в столице был еще такой тихий и уютный уголок
на чистом воздухе, среди зелени и благоухающих цветов, хотя тишина и благоухание иногда нарушались беспокойным соседом — двором и зданиями Тверской полицейской части, отделенной от садика низенькой
стеной.
А
на том месте, где сейчас висят цепи Пугачева, которыми он был прикован к
стене тюрьмы, тогда висела «черная доска»,
на которую записывали исключенных за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов. Комната эта звалась «лифостротон». [Судилище.]
Стены, увешанные оружием, обрамляющим фотографии последних московских боев, собрали современников во главе с наркомами…
На фотографиях эпизодов узнают друг друга… Говорят…
Устав окончательно скрутил студенчество. Пошли петиции, были сходки, но все это не выходило из университетских
стен. «Московские ведомости», правительственная газета, поддерживавшая реакцию, обрушились
на студентов рядом статей в защиту нового устава, и первый выход студентов
на улицу был вызван этой газетой.
Огромная типография освещалась керосиновыми коптилками, отчего потолки и
стены были черны, а приходившие
на ночную смену наборщики, даже если были блондины, ходили брюнетами от летевшей из коптилок сажи.
Я очутился в большой длинной комнате с нависшими толстенным сводами, с глубокой амбразурой маленького, темного, с решеткой окна, черное пятно которого зияло
на освещенной
стене. И представилось мне, что у окна, за столом сидит летописец и пишет…
Неточные совпадения
А именно: в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга
стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли к колдовству: пустили
на кособрюхих солнышко.
Несмотря
на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице
на площадку, они вошли в первую большую комнату.
Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
На все попытки его вызвать ее
на объяснение она противопоставляла ему непроницаемую
стену какого-то веселого недоумения.
«Так же буду сердиться
на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет
стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
В маленьком грязном нумере, заплеванном по раскрашенным пано
стен, за тонкою перегородкой которого слышался говор, в пропитанном удушливым запахом нечистот воздухе,
на отодвинутой от
стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна рука этого тела была сверх одеяла, и огромная, как грабли, кисть этой руки непонятно была прикреплена к тонкой и ровной от начала до средины длинной цевке. Голова лежала боком
на подушке. Левину видны были потные редкие волосы
на висках и обтянутый, точно прозрачный лоб.