— Обещались, Владимир Алексеевич, а вот в газете-то что написали? Хорошо, что никто внимания не обратил, прошло пока…
А ведь как ясно — Феньку все знают за полковницу, а барона по имени-отчеству целиком назвали, только фамилию другую поставили, его ведь вся полиция знает, он даже прописанный. Главное вот барон…
В восьмидесятых годах прошлого века всемогущий «хозяин столицы» — военный генерал-губернатор В. А. Долгоруков ездил в Сандуновские бани, где в шикарном номере семейного отделения ему подавались серебряные тазы и шайки.
А ведь в его дворце имелись мраморные ванны, которые в то время были еще редкостью в Москве. Да и не сразу привыкли к ним москвичи, любившие по наследственности и веничком попариться, и отдохнуть в раздевальной, и в своей компании «язык почесать».
И по себе сужу: проработал я полвека московским хроникером и бытописателем, а мне и на ум не приходило хоть словом обмолвиться о банях, хотя я знал немало о них, знал бытовые особенности отдельных бань; встречался там с интереснейшими москвичами всех слоев, которых не раз описывал при другой обстановке.
А ведь в Москве было шестьдесят самых разнохарактерных, каждая по-своему, бань, и, кроме того, все они имели постоянное население, свое собственное, сознававшее себя настоящими москвичами.
— Вы всей Москве должны!.. В ваших книгах обо всей Москве написали и ни слова не сказали о банях.
А ведь Москва без бань — не Москва! А вы Москву знаете, и грех вам не написать о нас, старых москвичах. Вот мы и просим вас не забыть бань.
Неточные совпадения
— Вот спасибо! Век не забуду…
Ведь почин дороже денег… Теперь отыграюсь! Да! Сашку до копья разыграли. Дали ему утром сотенный билет, он прямо на вокзал в Нижний…
А Цапля завтра новую мельницу открывает, богатую.
— Да
ведь он же режиссер. Ну, пришлют ему пьесу для постановки в театре,
а он сейчас же за мной. Прихожу к нему тайком в кабинет. Двери позатворяет, слышу — в гостиной знакомые голоса, товарищи по сцене там,
а я, как краденый. Двери кабинета на ключ. Подает пьесу — только что с почты — и говорит...
— Обворовываю талантливых авторов!
Ведь на это я пошел, когда меня с квартиры гнали…
А потом привык. Я из-за куска хлеба,
а тот имя свое на пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет, на рысаках ездит…
А я? Расходы все мои, получаю за пьесу двадцать рублей, из них пять рублей переписчикам… Опохмеляю их, оголтелых, чаем пою… Пока не опохмелишь, руки-то у них ходуном ходят…
— Не было бы.
Ведь их в квартиру пускать нельзя без нее…
А народ они грамотный и сцену знают. Некоторые — бывшие артисты… В два дня пьесу стряпаем: я — явление, другой — явление, третий — явление, и кипит дело… Эллен, ты угощай завтраком гостя,
а я займусь пьесой… Уж извините меня… Завтра утром сдавать надо… Посидите с женой.
— Да
ведь поздно,
а то угостил бы.
Ну, вынешь из кармана кошелек, достанешь гривенник, думаешь дать,
а потом мелькнет в голове:
ведь я ему жалованье плачу, за что же еще сверх того давать?
—
Ведь это же Дубровский, пушкинский Дубровский! Только разбойником не был,
а вся его жизнь была, как у Дубровского, — и красавец, и могучий, и талантливый, и судьба его такая же!
А он все надеялся на свой единственный билет сорвать весь тотализатор и все приезжал последним. Даже публика смеяться перестала.
А Стрельцов по-своему наполнял свою жизнь этим спортом, —
ведь единственная жизненная радость была!
Ведь большинство попадало в «яму» из-за самодурства богатеев-кредиторов, озлобившихся на должника за то, что он не уплатил,
а на себя за то, что в дураках остался и потерял деньги. Или для того, чтобы убрать с дороги мешающего конкурента.
—
А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой уводом живешь! — говорили они ему, — да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да
ведь это вам кажется только, что близко;
а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее:
ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно!
А лошадей бы важных здесь дали.
Добро бы было в самом деле что-нибудь путное,
а то
ведь елистратишка простой!
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось!
А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете.
Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Хлестаков.
А мне нравится здешний городок. Конечно, не так многолюдно — ну что ж?
Ведь это не столица. Не правда ли,
ведь это не столица?