Неточные совпадения
Первый
писал воскресные
фельетоны под псевдонимом «Берендей», а второй — московские заметки, которые подписывал «Старый знакомый».
Если им до его
фельетона жилось спокойно, то после него они стали притчей во языцех, и оказалось, что никому в Москве хорошо не жилось, кроме ростовщиков: им было все равно —
пиши не
пиши!
Гурлянд
писал под псевдонимом «Арсений Гуров» хлесткие злободневные
фельетоны, либеральные, насколько было возможно либеральничать газете, выходившей под жестокой цензурой, а также
писал большие повести два раза в неделю.
Потом в газете «Современные известия» он стал
писать заметки и
фельетоны. Одновременно с этим А.А. Соколов, редактор «Петербургского листка», пригласил Н.И. Пастухова сотрудничать в своей газете, где он и
писал «Письма из Москвы», имевшие большой успех.
А.М. Пазухин
писал непрерывно, круглый год, два фельетона-романа в неделю, а в тексте еще сценки.
Из числа романистов печатались: Северцов-Полилов, Андрей Осипов, Назарьева, Д.С. Дмитриев. Родион Менделевич (Меч) ежедневно пересыпал газету звучными юмористическими стихами. Из злободневных фельетонистов имел большой успех Н.Г. Шебуев, который, окончивши университет, перешел в «Русский листок» из «Новостей дня» и стал
писать передовые статьи и
фельетоны, для которых брал судебные отчеты и делал из этих отчетов беллетристические бытовые сценки, очень живо написанные.
В.А. Гольцев, руководивший политикой,
писал еженедельные
фельетоны «Литературное обозрение», П.С. Коган вел иностранный отдел, В.М. Фриче ведал западной литературой и в ряде ярких
фельетонов во все время издания газеты основательно знакомил читателя со всеми новинками Запада, не переведенными еще на русский язык.
Так как цензура была очень внимательна к новому изданию в отношении политических статей, то пришлось выезжать на беллетристике и
писать лирически-революционные
фельетоны, что весьма удавалось В.М. Фриче и П.С. Когану.
Я, кажется, был одним из немногих, который входил к нему без доклада даже в то время, когда он
пишет свой
фельетон с короткими строчками и бесчисленными точками. Видя, что В.М. Дорошевич занят, я молча ложился на диван или читал газеты.
Напишет он страницу, прочтет мне, позвонит и посылает в набор. У нас была безоблачная дружба, но раз он на меня жестоко обозлился, хотя ненадолго.
Во время японской войны я
написал ряд
фельетонов под заглавием «Нитки», в которых раскрыл все интендантское взяточничество по поставке одежды на войска. Эти
фельетоны создали мне крупных врагов — я не стеснялся в фамилиях, хотя мне угрожали судом, — но зато дали успех газете.
Огорченный, я отправился из редакции домой и встречаю на Тверской А.В. Амфитеатрова. Он
писал также
фельетоны в «Новом времени». Рассказываю ему свое горе.
Сам Корш встретил меня не особенно приветливо, но оценил то, что я счел своим долгом сначала отъявиться к нему, чтобы знать, желает ли он иметь меня в постоянных сотрудниках. Какого-нибудь прочного положения в газете я не получил. Мы условились, что я буду по четвергам
писать фельетоны, но никакого отдела он мне не предложил и никакого особенного содержания, кроме построчной платы.
Проходили недели и месяцы, а сестра не оставляла своих мыслей и не садилась у стола. Однажды, весенним вечером, Владимир Семеныч сидел за столом и
писал фельетон. Он разбирал повесть о том, как одна сельская учительница отказывает любимому и любящему ее человеку, богатому и интеллигентному, только потому, что для нее с браком сопряжена невозможность продолжать свою педагогическую деятельность. Вера Семеновна лежала на диване и думала о чем-то.
Ведь он — также студент, также выдержал выпускной экзамен, читает в подлиннике Софокла и Фукидида и может рассуждать о всех политико-социальных теориях, и об Оскаре Уальде, и о Ницше, и о ком хотите, и
написать фельетон или издать какие-нибудь никем не изданные материалы по биографии Беато Анджелико или Джордано Бруно.
То же было и по поводу Писемского, и притом в то же самое время: «Искра», одобренная и поддержанная «Современником» в лице четырех его соредакторов, специально заявивших ей в особом благоволивом адресе свое одобрение, сделала знаменитый силлогизм такого рода: «Никита Безрылов
написал фельетон, достойный всякого порицания; следственно романы и повести г. Писемского, да и сам г.
Неточные совпадения
Вера Петровна
писала Климу, что Робинзон, незадолго до смерти своей, ушел из «Нашего края», поссорившись с редактором, который отказался напечатать его
фельетон «О прокаженных», «грубейший
фельетон, в нем этот больной и жалкий человек называл Алину «Силоамской купелью», «целебной грязью» и бог знает как».
«Устроился и — конфузится, — ответил Самгин этой тишине, впервые находя в себе благожелательное чувство к брату. — Но — как запуган идеями русский интеллигент», — мысленно усмехнулся он. Думать о брате нечего было, все — ясно! В газете сердито
писали о войне, Порт-Артуре, о расстройстве транспорта, на шести столбцах
фельетона кто-то восхищался стихами Бальмонта, цитировалось его стихотворение «Человечки»:
[Д-р А. В. Щербак в одном из своих
фельетонов пишет: «Выгрузка окончена была только утром другого дня.
В
фельетоне одной из газет известный уже нам мусье Жюль сообщал своим читателям «горестную новость»: прелестная, очаровательная москвитянка, —
писал он, — одна из цариц моды, украшение парижских салонов, Madame de Lavretzki скончалась почти внезапно, — и весть эта, к сожалению, слишком верная, только что дошла до него, г-на Жюля.
Лаптев лениво смеется, и если бы бесцветные «почти молодые люди» видели эту улыбку, они мучительно бы перевернулись в своих постелях, а Перекрестов
написал бы целый
фельетон на тему о значении случайных фаворитов в развитии русского горного дела.