Неточные совпадения
Я спрашивал об этом
на пристанях — надо мной смеялись. Только один старик, лежавший
на штабелях теса, выгруженного
на берег, сказал мне,
что народом редко водят суда теперь, тащат только маленькие унжаки и коломенки, а старинных расшив что-то давно
уже не видать, как в старину было.
Уж я после узнал,
что меня взяли в ватагу в Ярославле вместо умершего от холеры, тело которого спрятали
на расшиве под кичкой — хоронить в городе боялись, как бы задержки от полиции не было… Старые бурлаки, люди с бурным прошлым и с юности без всяких паспортов, молчали: им полиция опаснее холеры. У половины бурлаков паспортов не было. Зато хозяин
уж особенно ласков стал: три раза в день водку подносил с отвалом, с привалом и для здоровья.
— Знаешь
что? Хочется старинку вспомнить, разок еще гульнуть. Ты, я гляжу, тоже гулящий… Хошь и молод, а из тебя прок выйдет. Дойдем до Рыбны, соберем станицу да махнем
на низ, а там
уж у меня кое-что
на примете найдется. С деньгами будем.
— Знаете наших дядек, которых приставляют к рекрутам, — ведь грубые все. Вы видали, как обращаются с рекрутами…
На что уж ротный писарь Рачковский, и тот дерет с рекрутов. Мне в прошлом году жаловались: призвал рекрута из богатеньких и приказывает ему...
Ел досыта, по вечерам играл в «свои козыри», в «носки» и в «козла» со сторожами и
уж радовался,
что дождусь навигации и махну
на низовья Волги в привольное житье…
Я пожал руку бродяге, поклонился целовальнику и вышел из теплого кабака
на крыльцо. Ветер бросил мне снегом в лицо. Мне мелькнуло,
что я теперь совсем
уж отморожу себе уши, и я вернулся в сени, схватил с пола чистый половичок, как башлыком укутал им голову и бодро выступил в путь. И скажу теперь, не будь этого половика, я не писал бы этих строк.
— А ты
что мне за указчик? Ты знаешь, кто я! — заревел Сашка, давно
уже злившийся
на меня.
Вскоре Иваныча почти без чувств отвезли в больницу.
На другой день в ту же больницу отвезли и Суслика, который как-то сразу заболел. Через несколько дней я пошел старика навестить, и тут вышло со мной нечто
уж совсем несуразное,
что перевернуло опять мою жизнь.
Откуда-то из-за угла вынырнул молодой человек в красной рубахе и поддевке и промчался мимо, чуть с ног меня не сшиб. У него из рук упала пачка бумаг, которую я хотел поднять и
уже нагнулся, как из-за угла с гиком налетели
на меня два мужика и городовой и схватили. Я ровно ничего не понял, и первое,
что я сделал, так это дал по затрещине мужикам, которые отлетели
на мостовую, но городовой и еще сбежавшиеся люди, в том числе квартальный, схватили меня.
На другой день к обеду явилось новое лицо: мужичище саженного роста, обветрелое, как старый кирпич, зловещее лицо, в курчавых волосах копной, и в бороде торчат метелки от камыша. Сел, выпил с нами водки, ест и молчит. И Орлов тоже молчит —
уж у них обычай ничего не спрашивать — коли
что надо, сам всякий скажет. Это традиция.
Но и обман бывал: были пятаки, в Саратове, в остроге их один арестант работал, с пружиною внутри: как бы ни хлопнулся, обязательно перевернется, орлом кверху упадет. Об этом слух
уже был, и редкий метчик решится под Лысой горой таким пятаком метать. А пользуются им у незнающих пришлых мужиков, а если здесь заметят — разорвут
на части тут же,
что и бывало.
Во Мцхетах мы разделились. Архальский со своими солдатами ушел
на Тифлис и дальше в Карс, а мы направились в Кутаис, чтобы идти
на Озургеты, в Рионский отряд. О происшествии
на станции никто из солдат не знал, а
что подумал комендант и прислуга об убежавших через окно, это
уж их дело. И дело было сделано без особого шума в какие-нибудь три минуты.
Кругом болота,
узкая песчаная полоса берега, и в море выдавалась огромная лагуна, заросшая камышом и кугой, обнесенная валами песку со стороны моря, как бы краями чаши, такими высокими валами,
что волны не поднимались выше их, а весь берег вправо и влево был низким местом, ниже уровня моря, а дальше в непроходимых лесах,
на громадном пространстве
на север до реки Риона и далее до города Поти, были огромные озера-болота, место зимовки перелетных птиц.
Я, дальнозоркий, вижу только два темных пятнышка. Кочетов принес бинокль, но в бинокль я вижу немного больше,
чем простым глазом. Мы с Кочетовым обсуждаем план защиты позиции, если будет десант, и постановляем: биться до конца в случае высадки десанта и послать бегом сообщить
на Цисквили, где есть телеграф с Озургетами. Корабли приближались, Галям
уже видит...
Последний большой бой в нашем отряде был 18 января, несмотря
на то,
что 17 января
уже было заключено перемирие, о котором телеграмма к нам пришла с опозданием
на сутки с лишком. Новый командующий отрядом, назначенный вместо генерала Оклобжио, А.В. Комаров задумал во
что бы то ни стало штурмовать неприступные Цихидзири, и в ночь
на 18 января весь отряд выступил
на эту нелепую попытку.
Я мчусь по платформе, чтобы догнать последний вагон,
уже довольно быстро двигающийся, как чувствую,
что меня в то самое время, когда я
уже протянул руку, чтобы схватиться за стойку и прыгнуть
на площадку, кто-то схватывает, облапив сзади.
Белов ко мне, но остановился… Глядит
на меня, да как заплачет…
Уж насилу я его успокоил, дав слово,
что этого никто не узнает… Но узнали все-таки помимо меня: зачем-то понадобился паспорт в контору театра, и там прочли, а потом узнал Далматов и — все: против «особых примет» надпись
на новом паспорте была повторена: «Скверно играет Гамлета».
Через минуту свисток паровоза, и поезд двинулся и помчался, громыхая
на стрелках… Вот мы
уже за городом… поезд мчится с безумной скоростью, меня бросает
на лакированной крышке… Я снял с себя неразлучный пояс из сыромятного калмыцкого ремня и так привернул ручку двери,
что никаким ключом не отопрешь.
В этот день экстренного ожидать было нечего:
на девятой сажени сверху,
на всем пространстве раскапывания пещеры был толстый слой глины, который тщетно снимали и даже думали,
что ниже
уже ничего нет. Но
на самом деле под этим слоем оказалось целое кладбище.
Я понял намек
на компанию «Русской мысли»,
на М.И. Писарева, около которого собрались неугодные полиции люди, но внимания
на это не обратил. Благодаря Пастухову
уж,
что ли, меня не трогали. Так прошло время до апреля.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или
на другом каком языке… это
уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват.
На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я
уж не знаю, откуда он берет такую. А если
что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною
на другую квартиру.
«
На что, говорит, тебе муж? он
уж тебе не годится».
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то
уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет
уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и
уж, кажись, всего нанесешь, ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины.
Что делать? и
на Онуфрия несешь.