Тут случилось что-то необъяснимое. Я подходил уже к той тропинке, по которой надо взбираться в гору, как послышалась тропота и быстрой ходой меня догоняли три всадника на прекрасных гнедых кабардинках. Четвертую, такую же красавицу, с легким вьюком вели в поводу. Первая фигура показалась знакомой, и я
узнал моего кунака. За ним два джигита, таких же высоких и стройных, как он, с лицами, будто выкованными из бронзы: один с седеющей острой бородкой, а другой молодой.
Неточные совпадения
А тут вспомнил я, что наш цирк собирался на весну в Казань, а потом в Нижний на ярмарку, а Казани, после ареста, я боялся больше всего: допрашивавший меня жандарм с золотым пенсне, с черными бровями опять вырос предо мной. Вещей в багаже осталось у меня не богато, бумаг никаких. Имени
моего в цирке не
знали: Алексис да Алексис — и только. Поди ищи меня!
Что уж со мной было — сам не
знаю. Но первым делом я рассказал во всех подробностях
мой вчерашний разговор о высылке.
Выяснилось, что, когда приехали нежданные гости, Рамзай-Соколий заложил за четыре рубля
мой парадный сюртук. Спирька сбегал за водкой, и все четверо к
моему приезду были уже на втором взводе. Все старались утешить меня, когда я потерял последнюю надежду,
узнав, что ссудная касса закрывается в семь часов вечера… Вася, который был трезвее других, играл на гитаре и пел свою любимую студенческую песню...
— А
знаете, — обратился он ко мне, — вот здесь мы с вами водку пьем, а я чрез неделю должен был баллотироваться в уездные предводители дворянства, и
мое избрание обеспечено.
Мой отец губернский предводитель, уважаемая личность…
Две дырочки были пробиты в правой кулисе авансцены, где стояли табуретки и стул для помощника режиссера, —
мое место в спектакле. Я рассматривал знакомых, которых
узнал в Кружке и
знал по провинции. Ко мне подошел П. П. Мещерский, сел на табурет и сказал...
Должно быть, потому, что по ней, кроме Магомета, да и то по древним преданиям, никто не ходил… Да, как я уже после
узнал, она была известна
моему кунаку Aгe и его джигитам, составлявшим как бы часть его.
Я поправлялся и креп с каждым днем. Одно меня мучило: где
мой кунак и как я попал сюда? Я это
узнал, когда уже почувствовал, что ничего у меня не болит, слабость проходит, головокружение не повторяется и мускулы вновь налились и стали твердыми.
В. П. Далматов обыкновенно рассказывал что-нибудь обо мне из того немногого, что он
знал, а потом и я разбалтывался, конечно, очень скромно, вечно памятуя лозунг
моей жизни тогда: «Язык твой — враг твой, прежде ума твоего рыщет».
Мария Николаевна надписала карточку Гиляровскому, а не Сологубу, как меня
знали все и как я писался в афишах. Она никогда не называла меня ни той, ни другой фамилией, а всегда Владимир Алексеевич. Для меня Мария Николаевна была недосягаемым светилом,
мой кумир, каким она была для всей публики, а особенно для учащейся молодежи.
Когда о происшествии
узнал антрепренер Григорий Иванович Григорьев, он тотчас же спустился вниз и приказал Васе перевести меня в свою комнату, которая была вместе с библиотекой. Закулисный завсегдатай театра Эльснер, случайно
узнав о
моем падении, тотчас же привел полкового доктора, тоже страстного театрала, быстро уложившего ногу в лубок.
Она сидела на
моей кровати вместе с другими и все время, ни на кого не обращая внимания, мурлыкала чуть слышно арию Офелии. А Вася из уголка с дивана глядел на нее влюбленными глазами. Я только тут и
узнал, что Вольский в свой бенефис ставит «Гамлета».
С тех пор я не видал его. Он как-то исчез из
моих глаз: бросил ли он сцену или, как многие хорошие актеры, растаял в провинции — не
знаю. Даже слухов о нем не было.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался,
узнав мою русалку.
— Лжешь, ничего не будет! Зови людей! Ты знал, что я болен, и раздражить меня хотел, до бешенства, чтоб я себя выдал, вот твоя цель! Нет, ты фактов подавай! Я все понял! У тебя фактов нет, у тебя одни только дрянные, ничтожные догадки, заметовские!.. Ты
знал мой характер, до исступления меня довести хотел, а потом и огорошить вдруг попами да депутатами [Депутаты — здесь: понятые.]… Ты их ждешь? а? Чего ждешь? Где? Подавай!
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги
мои, если изволите
знать, положены в приказ общественного призрения.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту.
Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Хлестаков. Оробели? А в
моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий.
Знаете ли, что он женится на
моей дочери, что я сам буду вельможа, что я в самую Сибирь законопачу?