Неточные совпадения
24 июня. Вечером, поздно. Жизнь! Жизнь! Среди
тумана и грусти, середь болезненных предчувствий и настоящей
боли вдруг засияет солнце, и так сделается светло, хорошо. Сейчас пошел Вольдемар; долго говорили мы с ним… Он тоже грустен и много страдает, и как понятно мне каждое слово его! Зачем люди, обстоятельства придают какой-то иной характер нашей симпатии, портят ее? Зачем они все это делают?
Все покрывается
туманом, в груди трепет,
боль; зачем я встретилась с Вольдемаром?
Неточные совпадения
Туман, застилавший всё в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой
болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним в его доме. Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
Иногда я приходил в отчаяние. Как, при этих
болях, я выдержу двух — или трехгодичное плавание? Я слег и утешал себя мыслью, что, добравшись до Англии, вернусь назад. И к этому еще
туманы, качка и холод!
Все это слишком ясно, все это в одну секунду, в один оборот логической машины, а потом тотчас же зубцы зацепили минус — и вот наверху уж другое: еще покачивается кольцо в шкафу. Дверь, очевидно, только захлопнули — а ее, I, нет: исчезла. Этого машина никак не могла провернуть. Сон? Но я еще и сейчас чувствую: непонятная сладкая
боль в правом плече — прижавшись к правому плечу, I — рядом со мной в
тумане. «Ты любишь
туман?» Да, и
туман… все люблю, и все — упругое, новое, удивительное, все — хорошо…
Голова не
болит, а словно перед тобой в
тумане все ходит.
Кожемякин не спал по ночам, от бессонницы
болела голова, на висках у него явились серебряные волосы. Тело, полное
болью неудовлетворённого желания, всё сильнее разгоравшегося, словно таяло, щеки осунулись, уставшие глаза смотрели рассеянно и беспомощно. Как сквозь
туман, он видел сочувствующие взгляды Шакира и Натальи, видел, как усмехаются рабочие, знал, что по городу ходит дрянной, обидный для него и постоялки слух, и внутренне отмахивался ото всего: