Неточные совпадения
Глафире Львовне с первого взгляда понравился молодой человек; на это
было много причин: во-первых, Дмитрий Яковлевич с своими большими голубыми глазами
был интересен; во-вторых, Глафира Львовна, кроме мужа, лакеев, кучеров да
старика доктора, редко видала мужчин, особенно молодых, интересных, — а она, как мы после узнаем, любила, по старой памяти, платонические мечтания; в-третьих, женщины в некоторых летах смотрят на юношу с тем непонятно влекущим чувством, с которым обыкновенно мужчины смотрят на девушек.
Если б меценат не проезжал через город NN, Митя поступил бы в канцелярию, и рассказа нашего не
было бы, а
был бы Митя со временем старший помощник правителя дел и кормил бы он своих
стариков бог знает какими доходами, — и отдохнули бы Яков Иванович и Маргарита Карловна.
Отъезд Мити
был переломом жизни
стариков: они остались одни; тишина, грусть еще более овладели их домиком.
Через несколько месяцев после того, как при звуках литавр и труб
было возвещено о кандидатстве Круциферского, он получил письмо от
старика, извещавшее его о болезни матери и мимоходом намекавшее на тесные обстоятельства.
Ему
было очень тяжело; он бросил милую записку доброго профессора на стол, прошелся раза два по комнатке и, совершенно уничтоженный горестью, бросился на свою кровать; слезы потихоньку скатывались со щек его; ему так живо представлялась убогая комната и в ней его мать, страждущая, слабая, может
быть, умирающая, — возле
старик, печальный и убитый.
Один
старик дядя, всем на свете недовольный,
был и этим недоволен, и в то время, как Бельтова
была вне себя от радости, дядя (один из всех родных ее мужа, принимавший ее) говорил: «Ох, Софья, Софья!
— Он выучит вас, да, кстати, и меня; а я
был в Женеве, когда он еще ползал на четвереньках, — отвечал капризный
старик, — мой милый citoyen de Genève! [женевский гражданин! (фр.)] А знаете ли вы, — прибавил он, смягчившись, — у нас в каком-то переводе из Жан-Жака
было написано: «Сочинение женевского мещанина Руссо»… — и
старик закашлялся от смеха.
Никто не подозревал, что один кончит свое поприще начальником отделения, проигрывающим все достояние свое в преферанс; другой зачерствеет в провинциальной жизни и
будет себя чувствовать нездоровым, когда не
выпьет трех рюмок зорной настойки перед обедом и не проспит трех часов после обеда; третий — на таком месте, на котором он
будет сердиться, что юноши — не
старики, что они не похожи на его экзекутора ни манерами, ни нравственностью, а все пустые мечтатели.
Пришедши в свой небольшой кабинет, женевец запер дверь, вытащил из-под дивана свой пыльный чемоданчик, обтер его и начал укладывать свои сокровища, с любовью пересматривая их; эти сокровища обличали как-то въявь всю бесконечную нежность этого человека: у него хранился бережно завернутый портфель; портфель этот, криво и косо сделанный, склеил для женевца двенадцатилетний Володя к Новому году, тайком от него, ночью; сверху он налепил выдранный из какой-то книги портрет Вашингтона; далее у него хранился акварельный портрет четырнадцатилетнего Володи: он
был нарисован с открытой шеей, загорелый, с пробивающейся мыслию в глазах и с тем видом, полным упования, надежды, который у него сохранился еще лет на пять, а потом мелькал в редкие минуты, как солнце в Петербурге, как что-то прошедшее, не прилаживающееся ко всем прочим чертам; еще
были у него серебряные математические инструменты, подаренные ему
стариком дядей; его же огромная черепаховая табакерка, на которой
было вытиснено изображение праздника при федерализации, принадлежавшая
старику и лежавшая всегда возле него, — ее женевец купил после смерти
старика у его камердинера.
Уездный почтмейстер
был добрый
старик, душою преданный Бельтовой; он всякий раз приказывал ей доложить, что писем нет, что как только
будут, он сам привезет или пришлет с эстафетой, — и с каким тупым горем слушала мать этот ответ после тревожного ожидания в продолжение нескольких часов!
Сам
старик почтмейстер (это
был он), вылезая из кибитки, не вытерпел, чтоб не сказать ямщику...
— Я люблю детей, — продолжал
старик, — да я вообще люблю людей, а
был помоложе — любил и хорошенькое личико и, право,
был раз пять влюблен, но для меня семейная жизнь противна. Человек может жить только один спокойно и свободно. В семейной жизни, как нарочно, все сделано, чтоб живущие под одной кровлей надоедали друг другу, — поневоле разойдутся; не живи вместе — вечная нескончаемая дружба, а вместе тесно.
— О, нет, — возразил с жаром
старик, — об этом не беспокойтесь, никогда не раскаюсь в
былом, во-первых, потому, что глупо горевать о том, чего не воротишь, во-вторых, я, холостой
старик, доживаю спокойно век мой, а вы прекрасно начинаете вашу жизнь.
Горячий поток слов Марьи Степановны не умолкал еще, как растворилась дверь из передней, и
старик Крупов, с своим несколько методическим видом и с тростью в руке, вошел в комнату; вид его
был тоже довольнее обыкновенного, он как-то улыбался глазами и, не замечая того, что хозяева не кланяются ему, спросил...
Лакеи — два уродливые
старика, жившие единственно вину,
были в половине с горничными и, сверх того, шили на полгорода козловые башмаки с сильным запахом.
Письмо это
было от племянника m-г Жозеф; он извещал Бельтова о смерти
старика.
Дни два ему нездоровилось, на третий казалось лучше; едва переставляя ноги, он отправился в учебную залу; там он упал в обморок, его перенесли домой, пустили ему кровь, он пришел в себя,
был в полной памяти, простился с детьми, которые молча стояли, испуганные и растерянные, около его кровати, звал их гулять и прыгать на его могилу, потом спросил портрет Вольдемара, долго с любовью смотрел на него и сказал племяннику: «Какой бы человек мог из него выйти… да, видно,
старик дядя лучше знал…
—
Старик умер среди кротких занятий своих, и вы, которые не знали его в глаза, и толпа детей, которых он учил, и я с матерью — помянем его с любовью и горестью. Смерть его многим
будет тяжелый удар. В этом отношении я счастливее его: умри я, после кончины моей матери, и я уверен, что никому не доставлю горькой минуты, потому что до меня нет никому дела.
— Да, я родился недалеко отсюда и иду теперь из Женевы на выборы в нашем местечке; я еще не имею права подать голос в собрании, но зато у меня остается другой голос, который не пойдет в счет, но который, может
быть, найдет слушателей. Если вам все равно, пойдемте со мной; дом моей матери к вашим услугам, с сыром и вином; а завтра посмотрите, как наша сторона одержит верх над
стариками.
Не могу вам выразить радости, с которой он встретил меня:
старик плакал, смеялся, делал наскоро бездну вопросов, — спрашивал, жива ли моя ньюфаундлендская собака, вспоминал шалости; привел меня, говоря, в беседку, усадил отдыхать и отправил Шарля, то
есть моего спутника, принести из погреба кружку лучшего вина.
Я
был одушевлен, юн, счастлив; но
старик вскоре окончил мое превосходное расположение духа вопросом...
— Вольдемар, — возразил
старик, — бойся предаваться слишком трезвому взгляду, — как бы он не охладил твоего сердца, не потушил бы в нем любви! Многого я не предвидел в твоей жизни; тяжко тебе
было, но не должно же тотчас класть оружие; достоинство жизни человеческой в борьбе… награду надобно выстрадать.
Пример Жозефа
был слишком силен: он, без средств,
старик, создал себе деятельность, он
был покоен в ней, — а я, par dépit [с досады (фр.).], оставил отечество, шляюсь чужим, ненужным по разным странам и ничего не делаю…
Ты увидишь — человек, прямо и благородно идущий на дело, много сделает, и, — прибавил
старик дрожащим голосом, — да
будет спокойствие на душе твоей».