Неточные совпадения
Покинутый всеми родными и всеми посторонними, он
жил один-одинехонек в
своем большом
доме на Тверском бульваре, притеснял
свою дворню и разорял мужиков.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я
живу в
доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло
своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
Жил он чрезвычайно своеобычно; в большом
доме своем на Тверском бульваре занимал он одну крошечную комнату для себя и одну для лаборатории.
Собирались мы по-прежнему всего чаще у Огарева. Больной отец его переехал на житье в
свое пензенское именье. Он
жил один в нижнем этаже их
дома у Никитских ворот. Квартира его была недалека от университета, и в нее особенно всех тянуло. В Огареве было то магнитное притяжение, которое образует первую стрелку кристаллизации во всякой массе беспорядочно встречающихся атомов, если только они имеют между собою сродство. Брошенные куда бы то ни было, они становятся незаметно сердцем организма.
Но чем
жила она, сверх
своей грусти, в продолжение этих темных, длинных девяти годов, окруженная глупыми ханжами, надменными родственниками, скучными иеромонахами, толстыми попадьями, лицемерно покровительствуемая компаньонкой и не выпускаемая из
дома далее печального двора, поросшего травою, и маленького палисадника за
домом?
Два
дома были заняты, в одном
жили мы и сам хозяин с
своей мачехой — толстомягкой вдовой, которая так матерински и с такой ревностью за ним присматривала, что он только украдкой от нее разговаривал с садовыми дамами.
Там
жил старик Кашенцов, разбитый параличом, в опале с 1813 года, и мечтал увидеть
своего барина с кавалериями и регалиями; там
жил и умер потом, в холеру 1831, почтенный седой староста с брюшком, Василий Яковлев, которого я помню во все
свои возрасты и во все цвета его бороды, сперва темно-русой, потом совершенно седой; там был молочный брат мой Никифор, гордившийся тем, что для меня отняли молоко его матери, умершей впоследствии в
доме умалишенных…
Добрые люди винили меня за то, что я замешался очертя голову в политические движения и предоставил на волю божью будущность семьи, — может, оно и было не совсем осторожно; но если б,
живши в Риме в 1848 году, я сидел
дома и придумывал средства, как спасти
свое именье, в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом» и говорил бы
своему секретарю «ты», а
своему министру «ваше высокопревосходительство!».
Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял
свою палку и быстро пошел прочь к
дому. При словах мужика о том, что Фоканыч
живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его
своим светом.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя
жил один, но топил и занимал весь
дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но
дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором
жили и умерли его отец и мать. Они
жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с
своею женой, с
своею семьей.
С рукой мертвеца в
своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто
живет в соседнем нумере,
свой ли
дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал:
― Только не он. Разве я не знаю его, эту ложь, которою он весь пропитан?.. Разве можно, чувствуя что-нибудь,
жить, как он
живет со мной? Он ничего не понимает, не чувствует. Разве может человек, который что-нибудь чувствует,
жить с
своею преступною женой в одном
доме? Разве можно говорить с ней? Говорить ей ты?
Видно было, что хозяин приходил в
дом только отдохнуть, а не то чтобы
жить в нем; что для обдумыванья
своих планов и мыслей ему не надобно было кабинета с пружинными креслами и всякими покойными удобствами и что жизнь его заключалась не в очаровательных грезах у пылающего камина, но прямо в деле.