Неточные совпадения
Я
жил в особом отделении того же дома и имел
общий стол с Витбергом; и вот мы очутились под одной крышей — именно тогда, когда должны были бы быть разделены морями.
Такова
общая атмосфера европейской жизни. Она тяжелее и невыносимее там, где современное западное состояние наибольше развито, там, где оно вернее своим началам, где оно богаче, образованнее, то есть промышленнее. И вот отчего где-нибудь
в Италии или Испании не так невыносимо удушливо
жить, как
в Англии и во Франции… И вот отчего горная, бедная сельская Швейцария — единственный клочок Европы,
в который можно удалиться с миром.
Куда скрыться от лавочника, дворника, портного, прачки, мясника, сестриного мужа, братниной жены, особенно
в Париже, где
живут не особняком, как
в Лондоне, а
в каких-то полипниках или ульях, с
общей лестницей, с
общим двором и дворником?
По приходе на зимовник я первое время
жил в общей казарме, но скоро хозяева дали мне отдельную комнату; обедать я стал с ними, и никто из товарищей на это не обижался, тем более что я все-таки от них не отдалялся и большую часть времени проводил в артели — в доме скучно мне было.
Помню я незабываемое время. Сотни тысяч людей слились в одно, и все трепетало небывало полною, быстрою жизнью. Сама на себя была непохожа жизнь — новая, большая, палившая душу живящим огнем. И никто не был похож на себя. Весь целиком жил каждый, до ногтя ноги, до кончика волоса, — и
жил в общем. Отдельная жизнь стала ничто, человек отдавал ее радостно и просто, как пчела или муравей.
Неточные совпадения
Левин часто любовался на эту жизнь, часто испытывал чувство зависти к людям, живущим этою жизнью, но нынче
в первый paз,
в особенности под впечатлением того, что он видел
в отношениях Ивана Парменова к его молодой жене, Левину
в первый раз ясно пришла мысль о том, что от него зависит переменить ту столь тягостную, праздную, искусственную и личную жизнь, которою он
жил, на эту трудовую, чистую и
общую прелестную жизнь.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей
в народе,
в среде которого он
жил, и не находил этих мыслей
в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того,
в чем состоит
общее благо, но твердо знал, что достижение этого
общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было
общих целей.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и
в особенности их права на труд, но
жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме
общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
Он не только не любил семейной жизни, но
в семье, и
в особенности
в муже, по тому
общему взгляду холостого мира,
в котором он
жил, он представлял себе нечто чуждое, враждебное, а всего более — смешное.
— Это — не вышло. У нее, то есть у жены, оказалось множество родственников, дядья — помещики, братья — чиновники, либералы, но и то потому, что сепаратисты, а я представитель угнетающей народности, так они на меня… как шмели, гудят, гудят! Ну и она тоже.
В общем она — славная. Первое время даже грустные письма писала мне
в Томск. Все-таки я почти три года
жил с ней. Да. Ребят — жалко. У нее — мальчик и девочка, отличнейшие! Мальчугану теперь — пятнадцать, а Юле — уже семнадцать. Они со мной
жили дружно…