Неточные совпадения
От Мёроса, шедшего с кинжалом
в рукаве, «чтоб
город освободить от тирана», от Вильгельма Телля, поджидавшего на узкой дорожке
в Кюснахте Фогта — переход к 14 декабря и Николаю
был легок. Мысли эти и эти сближения не
были чужды Нику, ненапечатанные стихи Пушкина и Рылеева
были и ему известны; разница с пустыми мальчиками, которых я изредка встречал,
была разительна.
Часто мы ходили с Ником за
город, у нас
были любимые места — Воробьевы горы, поля за Драгомиловской заставой. Он приходил за мной с Зонненбергом часов
в шесть или семь утра и, если я спал, бросал
в мое окно песок и маленькие камешки. Я просыпался, улыбаясь, и торопился выйти к нему.
Сцена эта может показаться очень натянутой, очень театральной, а между тем через двадцать шесть лег я тронут до слез, вспоминая ее, она
была свято искренна, это доказала вся жизнь наша. Но, видно, одинакая судьба поражает все обеты, данные на этом месте; Александр
был тоже искренен, положивши первый камень храма, который, как Иосиф II сказал, и притом ошибочно, при закладке какого-то
города в Новороссии, — сделался последним.
Город был оцеплен, как
в военное время, и солдаты пристрелили какого-то бедного дьячка, пробиравшегося через реку.
Тогда на месте А. А. Волкова, сошедшего с ума на том, что поляки хотят ему поднести польскую корону (что за ирония — свести с ума жандармского генерала на короне Ягеллонов!),
был Лесовский. Лесовский, сам поляк,
был не злой и не дурной человек; расстроив свое именье игрой и какой-то французской актрисой, он философски предпочел место жандармского генерала
в Москве месту
в яме того же
города.
Я не застал
В. дома. Он с вечера уехал
в город для свиданья с князем, его камердинер сказал, что он непременно
будет часа через полтора домой. Я остался ждать.
В деревнях и маленьких городках у станционных смотрителей
есть комната для проезжих.
В больших
городах все останавливаются
в гостиницах, и у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели
в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату;
в ней
были дети и женщины, больной старик не сходил с постели, — мне решительно не
было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
На воле…
в маленьком
городе на сибирской границе, без малейшей опытности, не имея понятия о среде,
в которой мне надобно
было жить.
Цеханович сначала
был сослан
в Верхотурье, один из дальнейших
городов Пермской губернии, потерянный
в Уральских горах, занесенный снегом, и так стоящий вне всяких дорог, что зимой почти нет никакого сообщения.
Зависимость моя от него
была велика. Стоило ему написать какой-нибудь вздор министру, меня отослали бы куда-нибудь
в Иркутск. Да и зачем писать? Он имел право перевести
в какой-нибудь дикий
город Кай или Царево-Санчурск без всяких сообщений, без всяких ресурсов. Тюфяев отправил
в Глазов одного молодого поляка за то, что дамы предпочитали танцевать с ним мазурку, а не с его превосходительством.
Под рубрикой о нравственности городских жителей
было написано: «Жидов
в городе Кае не находилось».
Кстати, говоря о сосланных, — за Нижним начинают встречаться сосланные поляки, с Казани число их быстро возрастает.
В Перми
было человек сорок,
в Вятке не меньше; сверх того,
в каждом уездном
городе было несколько человек.
Вообще поляков, сосланных на житье, не теснят, но материальное положение ужасно для тех, которые не имеют состояния. Правительство дает неимущим по 15 рублей ассигнациями
в месяц; из этих денег следует платить за квартиру, одеваться,
есть и отапливаться.
В довольно больших
городах,
в Казани, Тобольске, можно
было что-нибудь выработать уроками, концертами, играя на балах, рисуя портреты, заводя танцклассы.
В Перми и Вятке не
было и этих средств, И несмотря на то, у русских они не просили ничего.
Восточная Сибирь управляется еще больше спустя рукава. Это уж так далеко, что и вести едва доходят до Петербурга.
В Иркутске генерал-губернатор Броневский любил палить
в городе из пушек, когда «гулял». А другой служил пьяный у себя
в доме обедню
в полном облачении и
в присутствии архиерея. По крайней мере, шум одного и набожность другого не
были так вредны, как осадное положение Пестеля и неусыпная деятельность Капцевича.
Он затормошился и наделал ряд невероятных глупостей, велел мужикам по дороге
быть одетыми
в праздничные кафтаны, велел
в городах перекрасить заборы и перечинить тротуары.
Между разными распоряжениями из Петербурга велено
было в каждом губернском
городе приготовить выставку всякого рода произведений и изделий края и расположить ее по трем царствам природы. Это разделение по царствам очень затруднило канцелярию и даже отчасти Тюфяева. Чтоб не ошибиться, он решился, несмотря на свое неблагорасположение, позвать меня на совет.
Весь
город был рад падению губернатора, управление его имело
в себе что-то удушливое, нечистое, затхло-приказное, и, несмотря на то, все-таки гадко
было смотреть на ликование чиновников.
Все последнее время я
был с ним
в открытой ссоре, и он непременно услал бы меня
в какой-нибудь заштатный
город Кай, если б его не прогнали самого.
Вскоре они переехали
в другую часть
города. Первый раз, когда я пришел к ним, я застал соседку одну
в едва меблированной зале; она сидела за фортепьяно, глаза у нее
были сильно заплаканы. Я просил ее продолжать; но музыка не шла, она ошибалась, руки дрожали, цвет лица менялся.
Мы застали Р.
в обмороке или
в каком-то нервном летаргическом сне. Это не
было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась одна с детьми
в чужом
городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами, лежала она
в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания
в промежутках.
Он думал, что я шучу, но когда я ему наскоро сказал,
в чем дело, он вспрыгнул от радости.
Быть шафером на тайной свадьбе, хлопотать, может, попасть под следствие, и все это
в маленьком
городе без всяких рассеяний. Он тотчас обещал достать для меня карету, четверку лошадей и бросился к комоду смотреть,
есть ли чистый белый жилет.
Маленькая ямская церковь, верстах
в трех от
города,
была пуста, не
было ни певчих, ни зажженных паникадил.
Когда мы ехали домой, весть о таинственном браке разнеслась по
городу, дамы ждали на балконах, окна
были открыты, я опустил стекла
в карете и несколько досадовал, что сумерки мешали мне показать «молодую».
Там соединили двадцать человек, которые должны прямо оттуда
быть разбросаны одни по казематам крепостей, другие — по дальним
городам, — все они провели девять месяцев
в неволе.
Настоящий Гегель
был тот скромный профессор
в Иене, друг Гельдерлина, который спас под полой свою «Феноменологию», когда Наполеон входил
в город; тогда его философия не вела ни к индийскому квиетизму, ни к оправданию существующих гражданских форм, ни к прусскому христианству; тогда он не читал своих лекций о философии религии, а писал гениальные вещи, вроде статьи «О палаче и о смертной казни», напечатанной
в Розенкранцевой биографии.
Я оставил Петербург с чувством, очень близким к ненависти. А между тем делать
было нечего, надобно
было перебираться
в неприязненный
город.
В тысяча восемьсот тридцать пятом году я
был сослан по делу праздника, на котором вовсе не
был; теперь я наказываюсь за слух, о котором говорил весь
город. Странная судьба!
— Разумеется… ну, а так как место зависит от меня и вам, вероятно, все равно,
в который из этих
городов я вас назначу, то я вам дам первую ваканцию советника губернского правления, то
есть высшее место, которое вы по чину можете иметь. Шейте себе мундир с шитым воротником, — добавил он шутя.
Ему тотчас сказали, как что
было; яростный офицер собирался напасть на меня из-за угла, подкупить бурлаков и сделать засаду, но, непривычный к сухопутным кампаниям, мирно скрылся
в какой-то уездный
город.
При Николае патриотизм превратился
в что-то кнутовое, полицейское, особенно
в Петербурге, где это дикое направление окончилось, сообразно космополитическому характеру
города, изобретением народного гимна по Себастиану Баху [Сперва народный гимн
пели пренаивно на голос «Cod save the King» [ «Боже, храни короля» (англ.). ] да, сверх того, его и не
пели почти никогда.
Строгий чин и гордая независимость западной церкви, ее оконченная ограниченность, ее практические приложения, ее безвозвратная уверенность и мнимое снятие всех противуречий своим высшим единством, своей вечной фата-морганой, своим urbi et orbi, [
городу и миру (лат.).] своим презрением светской власти должно
было легко овладеть умом пылким и начавшим свое серьезное образование
в совершенных летах.
Выспавшись
в пуховой пропасти, я на другой день пошел посмотреть
город: на дворе
был теплый зимний день», [«Письма из Франции и Италии».
Дело
было неприятное: найти
в Лондоне
в два часа ночи комнату, особенно
в такой части
города, не легко. Я вспомнил об небольшом французском ресторане и отправился туда.