Неточные совпадения
Надеюсь, что вы как офицер, поймете меня и
не заставите меня брать против вас какие-либо меры, которые
были бы неприятны как
для вас, так и
для меня.
Будучи в крайне стеснительных денежных обстоятельствах, и,
не видя другого исхода, я решился жениться на ней, конечно, только
для того, чтобы получить ее приданое.
— А
не из приятных, должно
быть,
была для вас эта встреча?
— Мне приносили какую-то бурду, но я
есть ее
не мог, так как к такой пище
не привык… Вот почему я и написал Николаю. Григорьевичу, прося его, по старой дружбе, приехать проведать, меня и распорядиться о том, что вы считаете невозможным
для меня сделать, то
есть купить мне колбасы и белого хлеба.
Так думал Савин и хотя знал, что его везут туда
не для развлечения, ему все-таки
было как-то легче туда ехать, нежели в тюрьму.
— Ну, перестань плакать, теперь слезами
не поможешь, да и ничего опасного
для себя я
не вижу в моем аресте, — старался успокоить ее Савин, — пока нет требования о выдаче меня от русской судебной власти. За ношение чужого имени
не Бог весть какое наказание: недели две ареста, так что я могу
быть освобожден раньше, нежели что-нибудь придет из России.
Правда, что присылалось все это в корзине за один раз, так что Савин вынужден
был купить спиртовую лампочку
для разогревания кофе утром и ужина вечером, так как все присылалось к обеду в двенадцать часов, но это нисколько
не затрудняло, а напротив, это своего рода стряпанье забавляло и прекрасно убивало время.
В этом-то загоне каждый из заключенных гулял совершенно один в продолжение часа, а с разрешения доктора и дольше. Прогулка эта
была обязательна
для всех, и
не ходить на нее заключенный мог только с разрешения доктора.
— Все
для письма я вам доставлю сейчас, — ответила надзирательница, — но должна вас предупредить, что все письма, исключая писем к адвокату, должны
быть распечатанными, так как их до отправки читает директриса тюрьмы. Только к адвокатам письма
не читаются… Что же касается хороших адвокатов, то я могу назвать вам их несколько: Янсен, Фрик, сенатор Робер, Стоккарт, — все это знаменитости, но кто из них лучше, трудно сказать… Я знаю только, что берут они очень дорого и говорят на суде очень красноречиво.
Для заключенных это
не только
не представляло неудобств, а напротив, они
были этому очень рады, так как в суде они находились все вместе, в большой светлой комнате, без всякого присмотра, кроме наружного, и могли болтать между собою и почылать, за чем хотели.
Обвиняйся еще он в чем-нибудь, порочащем его честь и доброе имя — дело
было бы другое, но он обвиняется в ношении чужого имени, что
не представляет ничего позорного
для чести и доброго имени, а потому он спокойно мог дать все эти указания судебному следователю.
Закон
для всех один, и кому же он должен
быть более известен, как
не полиции.
По отношению тождества лиц, по мнению палаты,
не может
быть и речи, так как в силу решения бельгийского суда, вошедшего в законную силу, подлежащее выдаче лицо
было признано за Николая Савина, а
не за маркиза де Траверсе, а таковое решение обязательно
для всех бельгийских судов.
Зная, что никакие его протесты
не приведут ни к какому результату, он, по приезде на прусскую территорию, перестал именоваться чужим именем и стал
для прусских жандармов тем же Herr Leitenant, каким
был семь месяцев тому назад до его бегства из Дуйсбургской больницы.
— Вы попали
не в бровь, а прямо в глаз! — воскликнул Неелов. — Супружество гнетет его! Отныне он должен
быть занят только своей женой; прекрасные молодые девушки теперь больше
не для него; разве только те, которые играют в карты, могут еще интересовать его.
— А потому, что с тех пор, как я увидел маленькую лесную нимфу, она
не выходит у меня из головы; все прочие женщины,
будь они настоящие Аспазии,
для меня теперь безразличны.
— Так
будь же благоразумен, Станислав! — продолжал тот. — Тебе предстоит доставить мне все необходимое
для жизни, приятной и спокойной. Там, вдали, я так истосковался о таком любящем сердце, как твое, что раз добравшись до него, я уже его
не выпущу! А я хочу
быть богатым и жить приятно. Ты у меня в руках и должен за это платить!..
Ничего
не было бы удивительного в том, что человек, обладающий большим состоянием, пожелал променять свою прежнюю «собачью жизнь» на жизнь, соответствующую его громадным средствам, тем более, что эта перемена жизни
была далеко
не безвыгодна
для одержимого манией наживы богача, так как банкирское дело и другие финансовые и биржевые операции расширили круг деятельности петербургского «паука», и в его паутину стали попадаться крупные трутни великосветского мира.
Головная боль
была только предлогом
для Надежды Корнильевны, чтобы
не принимать участия в пикнике.
— Это еще
не единственная причина. Граф Петр сам богат, но по завещанию своей матери он только после женитьбы вступает в полное владение своим состоянием. Если он до тридцати лет
не женится, то
будет получать пожизненно только доходы. Капиталы же, имения перейдут в род матери. Вы понимаете, что уж
для этого одного он должен жениться.
— Дочь моя, — начал он после минутного молчания, которое
было настоящей пыткой
для молодой девушки, — постарайся выбросить из головы все свои институтские бредни, тебе представляется прекрасная партия, дело уже решенное, твое замужество
не терпит отлагательства… Я должен сообщить тебе, что свадьба состоится в октябре…
По приказанию его императорского величества, барон Каульбарс должен
был отправиться в Болгарию и объявить всему болгарскому народу чувство искреннего доброжелательства его величества и дать совет
для выхода из ее затруднительного положения, но, вместе с тем, категорически объявить высочайшую волю, что ни Баттенберг, ни кто-либо из его братьев
не должен возвратиться в Болгарию.
— Да, он помощник присяжного поверенного…
Не так давно он защищал дело, которое сделало известным его имя. Дело
было совершенно безнадежное… Мошенник и шулер, известный Алферов, вышел совершенно неожиданно из суда оправданным… Долинский говорит, что это случайность, даже неожиданная
для него… Но говорил он прекрасно и дело изучил во всех подробностях, чего никогда
не делают наши знаменитости…
— Ходят слухи, — продолжал муж,
не обратив внимания на привычный
для него эпитет со стороны супруги, — что эта певица ведет жизнь далеко
не безупречную, и кто знает, что может случиться с Ольгой, если она
будет бывать у нее.
— Очень многим! Всем! С той минуты, как я вас увидел, меня охватило чувство, которого я
не испытывал никогда. Даже образ Нади отошел от меня на второй план и утонул в сиянии вашей чистоты! Если она
не хочет спасти меня, сделайте это вы.
Для вас это возможно. Полюбить меня вы
не можете, так
будьте мне хоть другом.
—
Не понимаю, чего вы от меня хотите, — с досадой отвечала она. — Я могу вам только сказать, что дядя
не только
не опоздал, а приехал еще слишком рано. Вовсе
не для чего
было пороть такую горячку.
Отношение товарищей
было для них немыслимо, так как оно
не только
не удовлетворяло их сердечных влечений, но даже при попытках подобного сближения оба они ощущали какую-то тоже непонятную
для них неловкость, доходящую до сердечной боли.
Улучив несколько минут и оставшись вдвоем с молодой девушкой, Неволин объяснил ей невозможность отказаться от предложенной поездки, свои виды на нее, свои планы на будущее и снова, хотя между ними
не было сказано ни слова о любви, о браке. Она поняла, что он это делает
для нее, что они связаны навеки, а он понял, что понят ею.
— Молодой человек
не явился ни в тот день, ни после. На другой день, когда его ожидали, я прочитал в газетах, что в Сокольничьей роще, недалеко от роскошной дачи Подгурского, нашли убитым разыскиваемого петербургской полицией преступника Станислава Ядзовского… Я пошел посмотреть на труп моего друга Пальто, сюртук, бумаги — все
было твое, кроме лица. Я ничего
не сказал, решив, что
для тебя же лучше, если тебя сочтут умершим. Каким образом очутилось твое платье и бумаги на убитом?
Добрая и честная по натуре, она
не испортилась баловством отца и матери,
не сделалась ни своевольной, ни капризной, но живя одна, почти без подруг, если
не считать единственную Надю Алфимову, девушку без всякого характера, мягкую, как воск, «святую», как прозвали ее в институте, выработала в себе силу воли и характер, и подчинить ее чужой воле, если эта последняя
не была основана на разумных и ей понятных причинах,
было трудно даже
для отца и матери.
— Двадцать тысяч рублей! — прошептал он. — Да где же я их возьму! Проклятая игра! О, с какой радостью отказался бы я от нее. Но ведь мне необходимо добыть денег… а другого способа нет… Отец… Но как сказать ему о таком проигрыше… Он ни за что
не выдаст мне даже моих денег… или же предложит выделиться и идти от него, куда я хочу, с проклятием матери за спиною… Он неумолим… Тронуть капитал
для него хуже смерти… А я дал клятву матушке… Хотел выручить граф Сигизмунд, но и он что-то
не появляется… Как тут
быть?..
— Над ним, господа присяжные, тяготеет еще обвинение в поджоге дома в селе Серединском Калужской губернии с целью получения страховой премии, и каков бы ни
был ваш вердикт и приговор суда, он
для обвиняемого
не будет иметь никакого значения.
— Я
не хочу думать, — возразил на эту вторую речь представитель обвинительной власти защитник Долинский, — что господин прокурор своим последним заявлением хотел сказать вам, господа присяжные, что ваш вердикт
не имеет никакого значения
для защищаемого мною обвиняемого, а потому-де вы можете даже
не задумываться над ним, так как подсудимый все равно
будет обвинен в более тяжком преступлении.
— Хорошо… Клясться я
не стану… Но вот медальон… Он имеет форму сердца… Он открывается… Пусть он
будет символом, что мое сердце всецело принадлежит тебе и всегда
будет для тебя открыто… Верь мне, что из любви к тебе я готов на все лучшее, и что каждый раз, когда меня станет соблазнять что-либо дурное, мысль об этой минуте и об этом медальоне-символе и надежда хоть когда-нибудь добиться твоей любви станет воздерживать меня.
Незаметно
для самих себя,
быть может,
не так рельефно, как Елизаветой Петровной, но всеми живущими в доме Селезневых чувствовалось приближение катастрофы, атмосфера дома
была так начинена электричеством, что раздавшийся удар грома
не был бы ни
для кого неожиданностью.
— Полно, мама, много ли я
для тебя сделал! Вот разве в будущем пойдет лучше… — откликнулся Дмитрий Павлович. — Оно на это и похоже. Последнее время хозяйский сын оказывает мне такое доверие, что все удивляются — постоянно старается оставлять ключ от кассы у меня… А только и тогда я
не думаю, чтобы Елизавета Петровна
была у нас счастливой. Она привыкла жить в лучшей обстановке…
— Секрета
не может
быть для правосудия, — важно заметил чиновник.
Тюрьма страшна только тем,
для которых она, в сущности,
не нужна, то
есть людям, которые по своему складу характера, темперамента и нравственности
не могут в нее попадать или попадают весьма редко, как это
было с Сиротининым, случайно.
—
Не бросайте меня в тьму безысходного отчаяния… Я так измучился! Пощадите!..
Будьте для меня тем же светлым ангелом надежды, как и
для всех, кто вас знает.
Эта житейская опытность красивой, блестящей женщины, ее первой учительницы жизни, заключала в себе,
быть может, то притягательное обаяние
для молодой девушки, от которого она уже два года
не могла освободиться.
Матильда Францовна попробовала
было над ним силу своего кокетства, неотразимую
для других мужчин, но на Неволина она
не произвела, к озлоблению красивой женщины, ни малейшего впечатления и таким образом увлечь молодого врача и выпытать от него его отношения к графине Вельской,
для чего собственно и лечилась так старательно здоровая певица,
не удалось.
Таким образом, дамы продолжали прогулку с глазу на глаз и через какой-нибудь час уже
были приятельницами. У женщин, особенно молодых, это происходит очень быстро.
Не этим ли объясняется, что это чувство приязни бывает зачастую
не только мимолетно, но даже является порой основанием
для будущей неприязни.
— Здесь у меня в лесу
есть отличная полянка, как будто сделанная
для дуэлей… Я
не велю отпрягать, и мы отправимся.
—
Для меня
не остается выбора, — ответила она, — но я
буду тебе благодарна за то, что ты
не бросил меня на позор.
— Вы
не знаете, а я знаю… Это ясно, как Божий день… Взял тот, кому они
были нужны
для удовлетворения преступной страсти… Иван Корнильевич игрок… Игроку всегда нужны деньги, особенно когда он окружен шулерами… Он и брал деньги, а
для того, чтобы свалить вину на Дмитрия Павловича, отдавал ему ключ от кассы… Неужели вы этого
не понимаете? Вы
не любите вашего сына!..
Он и так, надо сказать, безропотно переносил заключение, тем более, что по распоряжению прокурорского надзора, вследствие ходатайства судебного следователя, ему
было разрешено чтение и письмо; теперь же убеждение, что самые дорогие
для него лица
не считают его виновным, еще более успокоительно подействовало на его нервы.
— Посмотрим…
Для моих отношений к тебе это все равно… Никакой приговор суда меня
не убедит в твоей виновности… И в Сибири я
буду любить тебя точно так же, как люблю теперь…
— Напрасно… Я хлопочу
не для себя и даже
не для тебя… Я хлопочу из-за торжества правды… Правда
для человека должна
быть выше всего…
—
Не мог
быть и другой, так как он
был последний в роде. У меня
есть его портрет. Кирхоф уверял меня, что он похож на его покойного брата, и даже в Париже переснял
для себя.
— Особенной петли я
для него
не вижу… Без желания отца он
не будет даже привлечен к ответственности.