Неточные совпадения
Хотя дворец находился недалеко от
собора, но во время парадного шествия, для соблюдения церемониала,
великому князю подан был праздничный возок, запряженный шестью рослыми лошадьми, ногайского привода. Шлеи у лошадей были червчатые, уздечки наборные, серебряно-кольчатые; отделан возок был посеребренным железом и обит снаружи лазуревым сафьяном, а внутри голубой полосатой камкой. Седельные подушки были малиновые шелковые с золотой бахромой. Бока возка были расписаны золотом, а колеса и дышло крашеные.
По окончании поздравлений, духовник великокняжеский стал говорить молитву, затем поставил под иконами водоосвященные свечи, освятил воду и, обернув сосуд с нею сибирскими соболями, поднес ее
великому князю, окропил его, бояр и всех находившихся в палате людей.
Великий князь встал, проложился к животворящему кресту и поднятому из Успенского
собора образу св. великомученика Георгия, высеченному на камне [Этот образ вывезла из Рима
великая княгиня Софья Фоминишна.], а за ним стали прикладываться и другие.
— Представляю тебе, государю и
великому князю моему, сих двух людей… Вот этот, — указал он на Назария, — посадник новгородского веча, а сей — дьяк веча, — он указал на Захария. — Оба они прибыли к тебе,
великому князю и государю своему, с делами предлежащими до тебя, и посланы к тебе
собором всего веча.
От Красного крыльца до Успенского
собора народ стоял в два ряда, ожидая с нетерпением
великого князя, который прощался со своей матерью, поручая юному сыну править Москвою, одевался в железные доспехи и отдавал распоряжения своей рати.
— Государь и
великий князь! — начал Феофил, — я, богомолец твой, со священными семи
соборов и с другими людинами, молим тебя утушить гнев, который ты возложил на отчину твою. Огонь и меч ходят по земле нашей, не попусти гибнуть рабам твоим под зельем их.
— Лучше бы вовсе не знать ей об этих сказаньях, — сквозь зубы проговорил Николай Александрыч. — Таких людей, как она, в вере так не утверждают, сказанья только смущают их. Но это уж моя вина, сам я на
великом соборе говорил об Арарате, а перед тем старые сказанья про Данилу Филиппыча да про Ивана Тимофеича Устюгову велел говорить.
И, как бывало прежде, сошлись и съехались к назначенному дню почти все бывшие на
великом соборе, кроме полоумной Серафимы Ильинишны с ее неизбежными спутницами.
Кормщик луповицкого корабля хоть и был недоверчив к сказаньям людей малого ведения, однако решился созвать «
великий собор» ближних и дальних хлыстов, чтобы предварить их об ожидаемом после с Арарата.
Неточные совпадения
В народе смятение, крики, рыдания, и вот, в эту самую минуту, вдруг проходит мимо
собора по площади сам кардинал
великий инквизитор.
Уже мучитель Константин,
Великим названный, следуя решению Никейского
собора, предавшему Ариево учение проклятию, запретил его книги, осудил их на сожжение, а того, кто оные книги иметь будет, — на смерть.
В третьем часу пополудни площадь уже пуста; кой-где перерезывают ее нехитрые экипажи губернских аристократов, спешащих в
собор или же в городской сад, чтобы оттуда поглазеть на народный праздник. Народ весь спустился вниз к реке и расселся на бесчисленное множество лодок, готовых к отплытию вслед за
великим угодником. На берегу разгуливает праздная толпа горожанок, облаченных в лучшие свои одежды.
Вся Москва от мала до
велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как горы, протодиаконами, которые заставляли страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского
собора, а женщин падать в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные театры и цирки и только под конец спортсменов.
А слыхал я о них еще во времена моей бродяжной жизни, в бессонные ночи, на белильном заводе, от
великого мастера сказки рассказывать, бродяги Суслика, который сам их видал и в бывальщине о Степане Тимофеиче рассказывал, как атамана забрали, заковали, а потом снова перековали и в новых цепях в Москву повезли, а старые в
соборе повесили для устрашения…