Неточные совпадения
Афанасий Вяземский угождал царю при всяком его настроении, изучив слабые струны его
души, и теперь, несмотря на то, что, отлично играя
в шахматы, знал всегда все замыслы своего противника, умышленно делал неправильные ходы и проигрывал партию за партией. Царь пришел почти
в веселое расположение духа.
Говоря эти слова, Грозный пытливым оком смотрел на игумена и, казалось, хотел насквозь проникнуть
в его
душу.
— Добрый ответ, отче! А другие не так мыслят: называют меня кровопийцей, а не ведают того, что, проливая кровь, я заливаюсь горючими слезами. Кровь видят все: она красная, всякому
в глаза бросается, а сердечного плача моего никто не зрит; слезы бесцветно падают на мою
душу и словно смола горячая прожигают ее.
Время этой молитвы царя и игумена об упокоении
души новопреставленного боярина Владимира как раз совпало с временем загадочного похищения с виселицы на лобном месте одного из трупов казненных
в день 16 января 1569 года.
При таком порядке вещей им, разумеется, некогда было заниматься воспитанием великого князя. Они едва успевали опутывать друг друга сетями интриг и крамол; они даже дошли до такой дерзости, что оказывали явное неуважение особе будущего царя, затевая
в его присутствии всевозможные ссоры и делая его свидетелем неприличных сцен, долженствовавших оставить след
в душе впечатлительного царственного отрока.
Подрастая, Иоанн начал чувствовать тягость этой беззаконной опеки, ненавидел Шуйских, особенно князя Андрея, и склонялся
душою к их тайным и явным недоброжелателям.
В числе последних были советник думы Федор Семенович Воронцов и воспитатель великого князя — князь Иван Бельский.
Он обладал пылкою
душою, редким умом, непоколебимою, выдающеюся силою воли и имел бы все главные качества великого монарха, если бы воспитание образовало или усовершенствовало
в нем природные способности, но рано лишенный отца и матери, отданный на произвол буйных вельмож, ослепленных безрассудным личным властолюбием, он был на престоле несчастнейшим сиротою русской державы, и не только для себя, но и для миллионов своих подданных готовил несчастие своими пороками, легко возникающими при самых лучших естественных свойствах, когда еще ум, этот исправитель страстей, недостаточно окреп
в молодом теле.
Об укоренении каких-либо нравственных правил
в душе их будущего властелина они не помышляли.
Родня-то он княжне дальняя, князь Василий
души не чает
в нем, отчего бы и не сбыться радужным грезам?
Все знания, все старания свои приложила она к уходу за больной княгинюшкой, — тоже ее воспитанницей,
в которой она, как и
в ее дочери,
души не чаяла, — да ничто не помогло побороть болезнь.
Отдала княгиня Богу
душу, очистив себя, впрочем, последним покаянием и напутствием
в жизнь вечную.
В одну из летних поездок князя Василия, после женитьбы, с семьей
в эту вотчину, трехлетней княжне Евпраксии приглянулась семилетняя смуглянка Танюша, встреченная ею
в саду. Каприз девочки, как и все капризы своей единственной боготворимой дочки, был исполнен князем Василием: цыганочка Танюша была взята
в княжеский дом и княжна Евпраксия стала с нею неразлучной, привязавшись всей
душою, к величайшей досаде старой няньки, к этому «иродову отродью», как прозвала Танюшу Панкратьевна.
Чаша горечи жизни этого человека, далеко не дурного по натуре своей, но лишь неудавшеюся любовью сбитого с прямого пути, не бывшего
в силах совладать с своим сердцем и заглушить
в нем неудовлетворенную страсть, настолько переполнилась, что он не мог вспомнить без ненависти своего благодетеля, князя Василия, которому он был предан когда-то всей
душой.
Во всем еже повелено и доверено ми будет, аз клятвою тяжкою связываю
душу мою, от нее же ни
в сей век, ни
в будущий разрешити мя может кто, клятвопреступника, буде ее учиню — и сей самый нож, еже при бедру мою ношу, пройдет внутренняя моя, руками сих братии моих, пьющих от единыя со мною чаши».
Сам царь Иван Васильевич, которого он сегодня увидал
в первый раз по возвращении его из Александровской слободы, страшно изменившийся, с выражением мрачной свирепости на лице, с исказившимися от кипевшей
в душе его ярости чертами, с угасшим взором, с почти облысевшей головой, как живой стоит перед ним…
Он также прислушивался к ним, и
в душе его росли и крепли тяжелые предчувствия.
Князь пристально посмотрел на своего приемыша. Яков Потапович смутился и покраснел. Он
в первый раз сказал неправду своему благодетелю: не нездоровье было причиной его нежелания присутствовать при трапезе, а инстинктивная брезгливость к тем, кто своим присутствием осквернит завтра честные хоромы вельможного боярина. Не по
душе были ему эти званые на завтра княжеские гости, и он, прямая
душа, лучше не желал встречаться с ними, следуя мудрому русскому правилу: «Отойди от зла и сотвори благо».
В душе он и сам не мог не согласиться с своим приемышем: с каким сердечным удовольствием он сделал бы то же самое, убежал бы от этих гостей, званых, но не избранных?
А между тем как разрешить их? Кто проникнет
в изгибы их грязных дум, кто раскроет их черные
души?
Прошло уже более года со дня первого столования у князя Василия, Григорий Лукьянович несколько раз заезжал к князю и был принимаем им с честью, но холодно. Последние два раза княжна Евпраксия даже не вышла к нему со встречным кубком, и князь Василий извинился перед гостем ее нездоровьем. Малюта понял, что вельможный боярин лишь по нужде принимает его, презирая его и гнушаясь им, и затаил
в душе адскую злобу.
Он несколько раз был около князя Василия при неожиданных визитах Григория Лукьяновича, и странное чувство какой-то безотчетной ненависти, какого-то озлобленного презрения, но ненависти и презрения, которые можно только чувствовать к низко упавшему
в наших глазах, не оправдавшему нашей любви близкому человеку, зародилось
в его
душе при первой встрече с Малютою, при первом взгляде на него.
Роковые события ночи на 29 декабря оставили самый глубокий и неизгладимый след лишь
в душе Якова Потаповича.
Перед ним, как из земли, выросла стройная, высокая девушка; богатый сарафан стягивал ее роскошные формы, черная как смоль коса толстым жгутом падала через левое плечо на высокую, колыхавшуюся от волнения грудь, большие темные глаза смотрели на него из-под длинных густых ресниц с мольбой, доверием и каким-то необычайным,
в душу проникающим блеском.
«
В сем грозно увеселительном жилище Иоанн посвящал большую часть времени церковной службе, чтобы непрестанною деятельностью успокоить
душу.
Вся эта уже минувшая борьба его с «святым», как называли его
в народе, старцем, окончившаяся низложением последнего и судом над ним, тяготила
душу царя, подвергая ее
в покаянно-озлобленное настроение, частое за последнее время.
Гнев борется
в душе царя с угрызениями совести.
Козлом отпущения этого состояния его черной
души были не только те несчастные, созданные по большей части им самим «изменники»,
в измышлении новых ужасных, леденящих кровь пыток для которых он находил забвение своей кровавой обиды, но и его домашние: жена, забитая, болезненная, преждевременно состарившаяся женщина, с кротким выражением сморщенного худенького лица, и младшая дочь, Марфа, похожая на мать, девушка лет двадцати, тоже с симпатичным, но некрасивым лицом, худая и бледная.
Желание отмщения боролось
в нем с этими подымавшимися из глубины его
души нравственными затруднениями; наконец он сравнительно успокоился, измыслив план погубить ненавидящего его юношу — перед ним носился его взгляд, навеявший на него страшные воспоминания — иным, косвенным путем, не принимая
в его погибели непосредственного участия: он решил воспользоваться его безумной любовью к княжне Евпраксии и, сгубив его, завладеть и ею, а потом подкопаться и под старого князя.
Эти слухи были тем более правдоподобны, что все знали, что Григорий Семенович
души не чаял
в сбежавшей цыганке, а после возвращения из бегов чуть не ежедневно вертелся у княжеского двора, а некоторые из княжеских слуг, сохранившие дружескую приязнь с «опричником», знали даже и степень близости его отношений к сенной девушке молодой княжны, но по дружбе к нему помалкивали.
— Чего ты сумасшествуешь? Я же ему
в предупреждение молвил, а он
душить бросается! — произнес он.
Несмотря на уверение князя Никиты, что намек на возможность сватовства со стороны Малюты за княжну Евпраксию был ни более, ни менее как шуткою
в дружеской беседе, несмотря на то, что сам князь Василий был почти убежден, что такая блажь не может серьезно запасть
в голову «выскочки-опричника», что должен же тот понимать то неизмеримое расстояние, которое существует между ним и дочерью князя Прозоровского, понимать, наконец, что он, князь Василий, скорее собственными руками
задушит свою дочь, чем отдаст ее
в жены «царского палача», — никем иным не представлялся князю Григорий Лукьянович, — несмотря, повторяем, на все это, он решился, хотя временно, удалиться из Москвы, подальше и от сластолюбца-царя и от его сподвижников, бесшабашных сорванцов, увезти свое ненаглядное детище.
Гнев исчез из очей Иоанна и лицо его даже осветилось улыбкой. Сам охотник
в душе, он не мог не сочувствовать этому желанию поохотиться на медведей и потравить волков.
Усердной молитвой и наложенной им самим на себя эпитимией наказывал он себя за подобное помышление, — за последнее время он стал особенно религиозен. Молитва помогала, и он приобрел
в своей
душе искреннее желание счастья обоим друзьям, созданным, по его мнению, друг для друга.
Григорий Лукьянович хорошо видел это, но также хорошо понимал, что малейшее ослабление его
в усердии именно
в этом направлении может породить
в душе царя подозрение
в его измене, последствия чего могли быть не
в пример хуже изредка бросаемых недружелюбных взглядов.
— А может он насчет этого с ней
в согласии? — замечали некоторые. — Вдвоем
в душу без масла влезли к Григорию Лукьяновичу.
Благовест не внес религиозного доброго чувства
в истерзанную событием этой ночи
душу Кудряша, — слободской благовест вообще не производил такого впечатления, — но заставил его очнуться и пересилить себя.
Не подозревавшая, что происходит
в душе ее возлюбленного, Татьяна, наэлектризованная вызывающей страстью, горячо отвечала на его жгучие ласки.
Торопливо шагая по отделявшему лес от заднего двора полю, он продолжал ворчать, изливая кипевшую
в его
душе злобу.
Омыв
в снегу лезвие ножа, он спокойно обтер его о полы кафтана и вложил
в ножны. Самое убийство ничуть не взволновало его;
в его страшной службе оно было таким привычным делом. Он даже почувствовал, что точно какая-то тяжесть свалилась с его
души и ум стал работать спокойнее.
— Это что говорить, вся
в покойницу, тоже была божья
душа, обо всех сердцем болела, последнего холопа от смерти выхаживала…
В простоте своей
души, княжна полагала, что если отец и дядя возьмутся за это дело, то все непременно окончится благополучно; она считала их за людей, для которых возможно все; значит, о чем же было беспокоиться?
Когда она постепенно все более и более стала привязываться к своему жениху, стала, как ей, по крайней мере, казалось, все более и более любить его, она стала яснее понимать и чувство к ней Якова Потаповича, и кроме жалости к нему,
в ее уме и
душе появилось безграничное уважение, почти благоговение перед этим чувством.
Воспитанная, как многие девушки того времени, на священных книгах, следовательно, религиозно настроенная, княжна додумалась, что это чувство к ней со стороны названого брата и есть именно та евангельская любовь, которая выражается тем, что любящий должен
душу свою положить за друга своего, что это чувство именно и есть такое, которое даже не нуждается во взаимности, которое выше этого все же плотского желания, а находит удовлетворение
в самом себе, именно
в этом твердом решении положить свою
душу за друга.
— Положительных доказательств нет, на
душу и греха брать не буду, — отвечал Малюта; — да не
в этом и дело, великий государь, времена-то переживаются тяжелые и милость-то ноне надо оказывать не так, сплеча, а с опаскою: семь раз отмерить, а потом уж и отрезать: мне что, о тебе, великий царь,
душою томится твой верный раб. Вести-то идут отовсюду нерадостные… Не до свадеб бы боярам, помощникам царя.
В тот же момент раздался
душу раздирающий крик. Княжна Евпраксия, как разъяренная львица, бросилась между князем Владимиром и Григорием Лукьяновичем и с силой хотела оттолкнуть последнего. Все это произошло так быстро, что никто не успел удержать ее.
— А пес его разберет, что
в его дьявольской
душе таится!.. Танька-ли, цыганка, что перебежала от тебя, да у него, бают,
в полюбовницах состояла, чего нагуторила, — ноне мне сказывали, и от него она сбежала, — али на самом деле врезался старый пес
в племянницу…
Не видать очей государевых по его приказу было самым тяжким наказанием для истинно русских
душою бояр;
в описываемое же время оно соединялось
в большинстве случаев с другими роковыми и кровавыми последствиями.
Разное, впрочем, впечатление произвело так неожиданно обрушившееся на них несчастие
в уме и
душе князей Прозоровских. Князь Никита был положительно убит. Ему казалось, что все это он переживает во сне.
Страх никогда не находил места
в душе старого воина, так что за свое будущее, готовый умереть каждую минуту, он не боялся.
Сквозь мрачное настроение опального боярина князя Василия,
в тяжелом, гнетущем, видимо, его
душу молчании,
в этом кажущемся отсутствии ропота на поступок с ним «грозного царя»,
в угнетенном состоянии окружающих слуг до последнего холопа, сильно скорбевших о наступивших черных днях для их «князя-милостивца» и «княжны-касаточки», — красноречиво проглядывало молчаливое недовольство действиями «слободского тирана», как втихомолку называли Иоанна, действиями, неоправдываемыми, казалось, никакими обстоятельствами, а между тем Яков Потапович, заступившийся
в разговоре с князем Василием за царя еще
в вотчине при задуманном князем челобитье за Воротынского и при высказанном князем сомнении за исход этого челобитья, даже теперь, когда эти сомнения так ужасно оправдались, не находил поводов к обвинению царя
в случившемся.