Понаслаждался, послушал, как дамы убиваются, выразил три раза мнение, что «это безумие»-то есть, не то, что дамы убиваются, а убить себя отчего бы то ни было, кроме слишком мучительной и неизлечимой
физической болезни или для предупреждения какой-нибудь мучительной неизбежной смерти, например, колесования; выразил это мнение каждый раз в немногих, но сильных словах, по своему обыкновению, налил шестой стакан, вылил в него остальные сливки, взял остальное печенье, — дамы уже давно отпили чай, — поклонился и ушел с этими материалами для финала своего материального наслаждения опять в
кабинет, уже вполне посибаритствовать несколько, улегшись на диване, на каком спит каждый, но который для него нечто уже вроде капуанской роскоши.
Сначала она думала о том, что хорошо бы отравиться, чтобы вернувшийся Рябовский застал ее мертвою, потом же она унеслась мыслями в гостиную, в
кабинет мужа и вообразила, как она сидит неподвижно рядом с Дымовым и наслаждается
физическим покоем и чистотой и как вечером сидит в театре и слушает Мазини.
Зарудин все продолжал ходить по
кабинету и все более и более разжигал свою фантазию, разжигал до
физической боли, до того, что начал почти чувствовать ненависть к той, которая на завтра назначила ему свидание.